Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Учительница английского Нелли Львовна собиралась что-то написать на доске до начала урока и потому пришла раньше. Подергала запертую дверь и побежала за охранником.
Запертая дверь учебного кабинета – это всегда тревожно. Кто заперся? Зачем заперся? Ничего хорошего за запертой дверью происходить не может. По определению.
Охранник прибежал, попробовал открыть дверь ключом, а затем, не долго думая, открыл ее ударом ноги. Внутри они увидели сидевшую на своем месте Кристину, которая при их появлении упала в обморок.
Нелли Львовна, надо отдать ей должное, среагировала мгновенно. Увидела письмо и отправила охранника за врачом, а сама осталась возле Кристины. Потормошила ее как следует, Кристина пришла в себя и дрожащей рукой предъявила пустой пузырек из-под лекарства. Нелли Львовна, припомнив основы медицинских знаний (так назывался предмет), полученные во время учебы в институте, подвела Кристину к умывальнику и заставила ее засунуть как можно глубже в рот два пальца. Ввиду экстренности мер пальцы пришлось засовывать немытыми. Ничего, иногда гигиеной можно пренебречь. Во имя высших целей.
Представляю, с каким выражением лица я ворвался в этот злополучный кабинет английского языка! Рожа красная, глаза навыкате, в руке черный чемодан с большим красным крестом… Неудавшаяся самоубийца затряслась и пролепетала:
– Я б-больше н-н-никогда…
– Где труп? – спросил я, ставя чемодан на стол.
– Это я, – прошептала Кристина, прячась за учительницу.
Появилась медсестра Ольга с носилками и простыней в руках. Носилки у нас заграничные, легкие, но прочные. Нести их в одной руке не составляет труда, тем более такой здоровенной девице, как Ольга.
Мы расстелили на носилках простыню, уложили на нее обмякшую в предчувствии расплаты за содеянное Кристину и бегом потащили ее в медпункт – лечить. Нелли Львовна с моим чемоданом в руке (увесистым, надо сказать, чемоданом) еле за нами поспевала. Уже начался следующий урок, и в коридоре никого не было, даже любопытствующих (или, может, сочувствующих?) одноклассников Кристины увели на следующий урок.
– Куда ее? – спросила Ольга, открывая ударом ноги нашу дверь.
– В ванную! – ответил я.
Увидев резиновый шланг и воронку (стандартный набор для промывания желудка), Кристина побледнела, вцепилась в руку Нелли Романовны и пронзительно заверещала, давая понять, что глотать шланг она не будет.
– Тогда пьем воду и выдаем ее обратно! – скомандовал я. – Много-много раз. И пить добросовестно, не то через шланг волью.
До начала промывания померил давление. Давление оказалось очень даже ничего – сто десять на семьдесят.
На третьей части Марлезонского балета к нам присоединилась Эмилия Леонардовна. Наметанным взглядом оценила состояние Кристины и вывела меня в кабинет для доклада.
– Судя по всему – ей ничего не угрожает, – сказал я. – Но я ее, конечно, госпитализирую…
– Насколько мне известно, несостоявшихся самоубийц кладут в психиатрические отделения, – сказала директор.
Вообще-то эти отделения принято называть психосоматическими, но суть едина, поэтому я не стал ее поправлять, а просто кивнул.
– И вы хотите упрятать Канданову в психушку? – Глаза Эмилии Леонардовны стали по-совиному круглыми. – Вы хоть в курсе, чья она дочь? Вы вообще осознаете разницу между прежней и нынешней вашими клиентурой?
– Так положено, чтобы предотвратить повторные попытки… – Взгляд директора стал таким, что я поспешил добавить: —…но я сделаю все так, как вы скажете. Что мне следует сделать?
– Закончить эту вашу процедуру, успокоить ученицу и привести ко мне в кабинет. Не отправить, а привести!
– Разумеется. Это все, Эмилия Леонардовна?
– Нет, не все. После того, как вы приведете Кристину ко мне, вы сразу же забудете всю эту историю. Раз и навсегда!
– Забуду, – пообещал я.
– Иначе вам придется иметь дело с ее отцом, а он церемониться не любит…
– Я-то тут при чем, Эмилия Леонардовна?
– Пока ни при чем. Но у вас может возникнуть соблазн быстро заработать пятьсот – шестьсот, а то и тысячу долларов, продав эту историю в какую-нибудь помойную газетенку. Лучше так не поступать…
«…Потому что покойникам деньги ни к чему. И инвалидам первой группы они много радости не доставят», – прочел я в ее глазах.
– Все будет в порядке, Эмилия Леонардовна…
– Доктор, четыре раза промыли! – Из-за двери выглянула Ольга. – Выходит одна вода.
– Еще один раз, пожалуйста. Последний…
Я в качестве врача никогда не сталкивался с отравлениями но-шпой, но когда учился на первом курсе и еще были живы мои родители, отравилась наша соседка Катя, симпатичная, веселая, общительная девушка, студентка третьего курса МГУ, факультет не помню. У Кати было много поклонников, но с любовью вышла какая-то трагедия – то ли не любил, то ли обманул, то ли как-то подставил. Бабки во дворе болтали разное – у каждой была своя версия. Катю, еще живую, нашла дома мать. Дочь лежала на диване без сознания, а рядом на полу валялся пустой пузырек из-под но-шпы…
Мать позвонила по «ноль-три», но впопыхах переврала номер дома. Телефонный номер назвала правильно, но пока бригада перезванивала и уточняла адрес, Катя умерла. Отметив сорок дней со дня ее смерти, мать повесилась. Такая вот грустная история. Тоже с но-шпой.
К директору мы повели Кристину вдвоем с Ольгой – дождались начала очередного урока, чтобы не проходить сквозь толпу любопытных, и вышли в коридор.
– Голова не кружится? – спросил я, заботливо поддерживая ее под руку.
– Нет, только есть сильно хочется.
Еще бы не хотелось – после промывания в желудке не было ровным счетом ничего. Возбуждение, вызванное пережитым, потихоньку улеглось и на первый план стали выходить самые простые потребности – поесть, поспать…
В директорской приемной Кристину приняла Марина. Поохала, усадила в кресло и спросила у меня:
– Можно ей чаю?
– Не можно, а даже нужно, – ответил я. – И сахара побольше.
– У меня есть печенье и шоколад.
– Это тоже можно.
– А ложечку ликера в чай?
Я последовательно разрешил и ложечку ликера, и мед вместо сахара, и круассаны… Наконец Марина смилостивилась и отпустила меня.
Я поспешил на кухню – снимать пробу. Сегодня вместо морковных котлет были биточки из цветной капусты. Биточки мне понравились, впрочем, после всего, что произошло, мне бы понравились и морковные котлеты.
– Как там дела? – спросил Юра, имея в виду историю с самоубийством.
– Все хорошо, – ответил я, не считая возможным вдаваться в подробности. Дело было не столько в светлой личности папаши Канданова, сколько в элементарной врачебной этике.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
