Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Пустое? – негодовал Юргис. – Пустое?
– А что, нет? – спокойно отвечала Ирма. – Сколько сил и нервов, а что на выходе? А чем, собственно, плохи тройки и четверки? Ты хоть знаешь, папа, что для того, чтобы быть отличницей, надо быть подлизой? Нет уж, мне и так хорошо.
– Тебе хорошо? А я тебя телевизора лишу, в комнате посажу – будет тебе хорошо, – злилась мать. В годы Ирминого детства они с мужем были поразительно едины во всем, кроме разве что вопроса, в кого это Ирма пошла такая упертая. Откуда у нее это свое мнение, черт бы его побрал.
Потом, уже в юности, когда Россия вдруг в одночасье стала православной страной, и даже мама Ирмы покрестилась и надела на шею маленький серебряный крест на цепочке, Ирма вдруг вздумала быть атеисткой.
– Пока что я не решила этот вопрос. Спешить не буду, – сказала она, как отрезала. И категорически запретила матери брызгать комнату святой водой и крестить Пауласа.
– И правильно, дочь, – одобрил ее старый коммунист Юргис, который крах коммунистического учения воспринял весьма болезненно.
– Я, может, вообще, в католики пойду. Или в буддисты. Я должна решить сама, если сочту нужным, – ответила она, заодно огорчив и отца. Ирма выросла совсем уж самостоятельной и непослушной. Иногда ее просто было сложно понять. Она выполнила основной категорический наказ отца и матери: поступила все-таки в институт, хотя и в этом сделала все по-своему, не пошла туда, куда ей говорили, – на экономиста или врача, а по собственной доброй воле выбрала агрономический факультет Тимирязевской академии.
– Почему ты хочешь быть агрономом, дочь? – бесновался отец.
– Буду растить хлеб. Разве плохо? Может, меня литовские предки зовут, фермеры, – смеялась Ирма.
– Но у нас сельское хозяйство практически умерло, – разводила руками мать.
– Будем реанимировать, – заверила их Ирма и действительно отучилась до самого конца, к вящей радости родителей.
Они прослезились на вручении диплома и почувствовали, что выполнили свой долг уже почти полностью, за одной малостью, которая сильно беспокоила их обоих. Для полного счастья оставалось только выдать Ирму замуж. Вот уж после этого они смогли бы, как говорится, с чистой совестью и… нет, не умереть. Умирать они оба даже и не собирались. Наоборот, после того, как Ирма вышла бы замуж, жизнь для старичков Пятрулисов только бы началась. Они бы смогли развестись.
– Я так устала стирать твои рубашки!
– Я больше не могу слушать твою болтовню.
– А мне надоели твои вечные песни про Литву. Вот бы ты туда уехал.
– Без тебя – хоть в Сибирь!
Да, совместная жизнь родителей Ирмы зашла в тупик. Они явно не были одной из тех пар, которые, отмечая годовщину свадьбы, садятся вместе обнявшись и умиляются, вспоминая, как встретились в первый раз. Юргис и Оксана устали друг от друга, однако выдать Ирму замуж было совсем не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Во-первых, они все-таки жили в России, где мужчины женятся совсем не так охотно, как, скажем, в Таджикистане. Да и капризов у русских мужчин много. Это если не брать в расчет то, что отец Ирмы мечтал выдать ее замуж за литовца, которого вообще было непонятно где брать. Во-вторых, Ирма с ее характером представляла собой отдельную проблему. Она вообще не хотела замуж. И не хотела тихого семейного счастья, которым ее так соблазняли родители.
– То-то я на вас гляжу с вашим счастьем. Знаете, дорогие родители, все это больше похоже на каторгу. Семейные узы, знаете ли, те же цепи, – смеялась она, отказываясь знакомиться с сыном Марины Федоровны из третьего подъезда.
– Но что тебе стоит просто посмотреть! – возмущалась мать.
– А чего я там не видела? Очередного придурка?
– Ну почему придурка?
– Потому что все они – придурки. Мне и одной хорошо, – говорила Ирма.
За все годы ее студенческой юности ее можно было только пару раз заподозрить в проявлении романтических чувств, но и те закончились ничем. Потому что, в-третьих, и в-главнейших, Ирма была некрасива. Не то чтобы она была уродлива, нет. Она могла бы быть даже мила, если бы прилагала к этому какие-то усилия, однако, как вы понимаете, она этого не делала. Большинству девушек этого и не требуется, потому что юность красит лучше любого визажиста, однако смешение столь чуждых друг другу кровей дало свои результаты. Ирма унаследовала от отца светлые тонкие волосы, ломкие и такие непослушные. Скандинавские голубые глаза, будь они чуть дальше друг от друга, а лучше, чего уж там, вообще размещены на другом лице, могли бы стать безусловным достоинством, но с русским носом-картошкой, тяжелыми, какими-то даже татарскими (откуда что берется) скулами и низкой линией бровей даже сияющие голубые глаза не могли изменить положения. Лицо было грубоватым, как будто его вылепили не из глины, а из цемента, да работал к тому же подмастерье. Лицо вышло круглым, чересчур румяным, а подбородок был слишком массивным для женщины. Короче, несмотря на белизну волос и голубизну глаз, Ирма никогда не привлекала к себе взглядов противоположного пола. Разве что по пьяни, но этого она терпеть не могла, получив вместе с генами отца его же гордость и уважение к себе. Она вполне могла бы занять место той самой некрасивой подружки, которую вечно таскают с собой, но предпочитала оставаться в одиночестве.
Все это, вместе с не слишком высоким ростом и тяжелой костью, понижало ее шансы на победу в конкурсе на лучшую подпись в книге регистрации браков. И она, по-видимому, решила не участвовать в нем вовсе.
– Что я, сама не справлюсь? – пожала плечами она и в один прекрасный день сообщила родителям, что они вскоре, вместо того чтобы развестись и наконец поплыть на постаревшем паруснике в бесконечно одинокую даль, станут бабушкой и дедушкой.
– Что? Как! – вытаращились они, силясь понять, каким это ветром, понимаешь, надуло проблему.
– А почему бы вам не обрадоваться. Будет внук. Или внучка.
– Опять? Еще чего не хватало, только внук! – возмутился старик Юргис, в очередной раз не заметив, как загорелось застарелой обидой лицо его жены.
– Спасибо на добром слове, отец, – хмыкнула Ирма.
Через некоторое время она действительно родила внука, причем тоже отчебучила (куда уж без этого) – заявила, что не желает рожать, как все нормальные люди, в роддоме, а планирует это делать самостоятельно, в компании какой-то сомнительной народной акушерки, в воду.
– Только не в моем доме! – категорически уперся отец, однако чтобы справиться с Ирмой, которая что-то твердо решила, – столько у него не было ни сил, ни здоровья. Так и появился на свет внучок, как-то незаметно и тихо, в эмалированной ванне их раздельного санузла двухкомнатной квартиры в Чертанове, похоронив, таким образом, стариковские мечты о скором разводе. И снова инстинкт продолжения рода слепил этих столь разных и по форме, и по содержанию людей в одно целое. Снова из этих кирпичей была возведена стенка в ячейке общества.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
