Я постаралась разыграть равнодушие, хотя на самом деле испытывала нелепую ревность.
— Какая она?
— Приятная. Хорошенькая. Сексуальная.
Не думаю, что я когда-либо раньше слышала от него слово «сексуальная», и нервы у меня как будто обожгло. Я умирала при мысли, что он целовал ее. Касался ее тела.
— Ты это делал? — спросила я его.
— Почти. Но нет.
Я испытала облегчение.
— Ты по-прежнему… я хочу сказать, ты хочешь…
Он снова рассмеялся, и на этот раз я знала, что надо мной.
— Ну же, договаривай, — сказал он.
Я закрыла глаза, сердце у меня билось так, что его удары пронизывали мое тело.
— Ты собираешься с ней встречаться? — спросила я. — Ведь Мэриленд не на другом конце страны.
— Нет. Это было бы несправедливо по отношению к ней.
— Почему?
— Потому что все время, пока я был с ней, я хотел быть с тобой.
Я поверить не могла. Я так жаждала услышать от него эти слова!
— Я люблю тебя, — сказала я. Я открыла глаза и уставилась в темный потолок, закусив губу. Ожидая.
— С каких пор? — спросил он. Это был не тот ответ, какого я ждала. Но я хорошо помнила, с каких пор.
— С той ночи, когда мы впервые говорили по телефону. Помнишь? Когда ты говорил со мной, чтобы не давать мне думать о моем сердце, а тебе о твоем…
— Я тоже тебя люблю, — перебил он меня, и внезапно все изменилось.
В ту осень я часто пропускала школу, потому что была слаба и все время болела. Отец всегда очень боялся, когда я уходила из дома на эту «фабрику микробов», как он называл школу. У Тревиса была машина, маленькая старенькая «Хонда» его матери, он забирал книги и после уроков привозил их ко мне. Отцу это не нравилось. Сначала я думала, его беспокоило то, что книги и бумаги попадали ко мне с «фабрики микробов», но потом поняла, что ему не нравилось мое общение с Тревисом. Папа не видел в этом проблемы, пока Тревис был безобидным маленьким ребенком. Теперь он выглядел взрослым мужчиной, и папе он уже не нравился. Когда Тревис пригласил меня в кино, папа не позволил пойти. Мы с ним сидели в нашей «берлоге». Я делала задание по математике, он за компьютером отвечал на письма. Отказывая мне в разрешении, он даже не поднял голову.
— Папа, — сказала я, — мы ведь просто друзья. Здесь нет ничего особенного.
Он снял очки и положил их на стол. Когда он так делал, за этим обычно следовал долгий разговор о том, что мне можно и чего нельзя делать. Так продолжалось годами.
— Детка, — сказал он, — скоро у тебя будет новое сердце, и ты сможешь жить полной, активной жизнью, но до тех пор для тебя главное — сохранять здоровье и не напрягаться.
— Поход в кино с лучшим другом не повредит моему сердцу, — возразила я.
Я редко перечила ему. Отец и доктор приучили меня не спорить. Они научили меня избегать конфликтов и всякого напряжения ради моего больного сердца. Я должна была дышать медленно и повторять про себя слова «мир» и «покой», пока не проходило желание поспорить и побороться. Но за некоторые вещи стоило бороться, и это была одна из них.
— Ты, может быть, и считаешь его своим лучшим другом, — сказал папа, — но я знаю, о чем думают юноши, и он о тебе думает совсем по-другому.
— Нет, не по-другому.
Ложь прозвучала естественно. Я не собиралась позволять ему все мне испортить.
— Мальчики и девочки не могут оставаться друзьями, когда они становятся взрослыми, — сказал он. — Начинают играть гормоны, и дружба становится невозможной. В любом случае, Тревис — неподходящий молодой человек, чтобы тебе им увлекаться.
— Во-первых, никто никем не «увлекается», — сказала я, хотя, когда он произнес это слово, я только и думала о том, как Тревис держал мою руку в кино и как я его потом поцеловала. — Во-вторых, никто не заботится обо мне больше, чем он, кроме тебя, конечно, — добавила я быстро.
— Я сам был молод и знаю, что у самого порядочного юноши на уме только одно. — Он повернулся в кресле лицом ко мне. — Но, что бы там ни было, я не хотел бы, чтобы ты с ним общалась. Пора прекращать эту дружбу, детка. Он потянет тебя вниз.
— Ты говоришь о деньгах? Но ведь мы не богаты, а он не беден.
— Мы не богаты, но хорошо обеспечены. А Тревис — нет. Сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет прилично зарабатывать. Это не его вина. Я знаю, у него не было тех преимуществ, которые были у тебя. Но это не отменяет того факта, что он не тот, с кем бы я желал видеть свою дочь. Поэтому не стоит его поощрять. Вот и все.
— Это несправедливо! — Мои щеки горели. Я бросила учебник на стол. Отец мгновенно вскочил, успокаивающим жестом протягивая ко мне руки.
— Успокойся, — сказал он. — Успокойся. Ты же знаешь, тебе нельзя спорить.
— Ты всегда учил меня обращаться со всеми людьми как с равными, а теперь ты вдруг говоришь, что я не должна встречаться с ним, потому что у него меньше денег, чем у нас. Он очень умен, папа. Он хочет стать биологом.
— Послушай меня, детка. — Он сел на софу рядом со мной и обнял меня за плечи. — Я не хочу, чтобы ты сейчас вообще с кем-нибудь встречалась. Ты не понимаешь, насколько серьезно твое состояние.
— Ты волнуешь меня больше, чем это мог бы сделать Тревис.
— Тогда перестань спорить со мной. — Его голос звучал раздражающе спокойно. — Ты должна верить, я лучше знаю, что тебе нужно. Если хочешь, я приглашу доктора Макинтайра объяснить тебе это. Он согласится со мной. Пока у тебя не будет нового сердца, ты должна…
— Оставаться взаперти в своей комнате без друзей, без всяких развлечений.
— Ты должна быть осторожна. Это все, что я хотел сказать.
Я понимала, что пришло время отступить. Сердце у меня болело, но это не имело отношения к моему физическому состоянию. Я найду способ увидеться с Тревисом. Нужно только скрывать свои действия от отца. Я никогда ничего не делала втайне от него, но он не оставил мне выбора.
Я пошла с Тревисом в кино. Я сказала ему, что мы должны скрыть это от моего отца, так как он беспокоится о моем здоровье и не хочет, чтобы я с кем-то встречалась. Я не сказала, что папа не хочет, чтобы я встречалась именно с ним. Я бы ни за что его не обидела. Тревис был такой мягкий и чувствительный, за это я и полюбила его, когда он был тощим мальчишкой, а теперь испытывала к нему еще более сильное и глубокое чувство. Он не походил на других парней, которым нужны были только выпивка и возня с девчонками. С такими парнями гуляли сейчас мои бывшие подружки, липли к ним и болтали о них день и ночь.
Было чудесно сидеть с Тревисом в кино, держать его руку, чувствуя непреодолимое влечение вместо теплой дружбы. В машине он целовал меня, и я слегка обезумела, когда он провел руками по моему телу поверх одежды. Завтра я могу умереть, думала я, поэтому нет смысла сегодня лишать себя этого. Именно тогда я и решила выжать из оставшейся мне жизни все до капли. До последней капли.
