Не веря своему счастью, муж больной смотрел на него с глупой улыбкой, по его лицу текли слезы.
— Ничего, ничего! — врач приобнял его одной рукой и повел к жене.
Ника лежала в центре комнаты под яркими лучами операционной лампы, два санитара убирали разбросанные по всему полу пакеты и упаковки от инструментов.
— А почему у нее на глазах липкая лента? — с тревогой спросил мужчина, глядя на тонкие полоски скотча, державшие веки закрытыми.
— Чтобы не повредить роговицу во время реанимации. Если хотите, вы их можете снять, — добавил врач и вышел.
Оттягивая неизбежное, мужчина гладил холодные пальцы жены, которые с каждой минутой становились теплее.
Онемевшее тело понемногу отходило. Сидония чувствовала, как развязанные руки наливаются кровью. Кончики пальцев покалывало, и вместе с вернувшейся чувствительностью появилась боль. Она закусила губу, чтобы не застонать и огляделась. Прямо возле лица была ножка колченогого табурета. На стенах висели охотничьи трофеи. Пахло порохом, кровью и звериной шерстью.
«Охотничий домик! — поняла она. — Похож на отцовский, только попросторней!»
Она приподнялась на локте и задела головой ножку. Табурет чуть сдвинулся и скребанул по полу. Она замерла. Из-за двери донесся голос Отто.
— Оставляю ее на ваше попечение! — наставлял он кого-то. — А я с доброй вестью в замок!
Он сбежал с крыльца и запрыгнул на коня.
— Смотрите не проспите, а то не видать вам вознаграждения за похищенную распутницу! — крикнул он и пришпорил коня.
Два следующих дня пленница провела взаперти, пока на пороге не появилась пожилая знахарка из соседнего графства.
— Давай-ка, детка, я тебя посмотрю, — мягко сказала она. — Ложись на лавку.
Знахарка так высоко закинула длинный подол платья девушки, что накрыла ее с головой.
— Так ты не будешь мне мешать! — объяснила она и начала ощупывать живот.
Быстрые движения старухи становились все медленнее, а вскоре она и вовсе замерла. Почувствовав неладное, Сидония выглянула из-под подола.
— Со мной что-то не так? — с тревогой спросила она.
— Ты в большой беде, сестра! — услышала она тихий ответ.
— Сестра?! Так вы из сестринства? Как там его, виккингского?
— Викканского, — поправила ее знахарка.
— Точно, викканского! Возьмите меня к себе в ученицы!
— Сначала тебя нужно вырвать из лап герцога!
— Так вы нашлите порчу на стражников, и вместе убежим!
— Все не так просто, детка! Их тут целый отряд во главе с десятником! Но ты не отчаивайся, не пройдет и дня, как сестры узнают о твоей беде!
— Хватит здесь шушукаться, — ввалился в охотничий домик стражник.
Пленница судорожно одернула платье и забилась в дальний угол лавки.
— Давай, старая, шевелись! Тебя ждут в замке с ответом!
Снова потянулись одинокие дни заточения. Сидония не ведала о том, что разгневанный сообщением знахарки герцог вышвырнул старуху из замка, а сам поспешил в Волгаст ко двору короля.
«Избавляться от ребенка слишком поздно!» — всю дорогу терзали герцога слова целительницы.
Последняя надежда оставалась на чернокожую ворожею, которую недавно преподнесли в дар Филиппу Джулиусу испанские купцы. Ходили слухи, что ее специально привезли из Нового Света для устрашения врагов короны.
«Надеюсь, мои подарки умилостивят нашего повелителя! Придурок Ван-Борк и не подозревает, что из его доченьки-потаскушки вытравят байстрюка за его же побрякушки!» — хохотнул герцог по поводу неожиданной рифмы.
— Какой изящный стиль! — мурлыкал Филипп, разглядывая ювелирные украшения. — Чувствуется рука золотых дел мастеров Ван-Борков!
— Они самые и есть! — подобострастно кланялся герцог.
— Так зачем, говоришь, тебе моя Чернявка?
— Любовные грешки младшенького моего подчистить!
— Такой же сладострастник, как и ты?! — подмигнул ему король. — Ладно, бери, но ненадолго!
И вот разбуженная среди ночи Сидония уже смотрела на жуткую Чернявку. Голова заморской гостьи была усеяна тонкими черными косичками. Они торчали во все стороны, словно тысячи гадюк, и шевелились при каждом ее движении.
«Настоящая Медуза Горгона!» — похолодело внутри у Сидонии.
Черная ворожея что-то шептала на непонятном языке и пускала клубы резко пахнущего дыма в лицо пленнице.
Страх Сидонии постепенно сменился беззаботностью. Ступка с тлеющей травой под самым носом уже не раздражала. Теперь живые косички горгоны вызывали безудержный смех. Сидония бездумно жевала пятнистые колоски в руках ворожеи. Она видела черную плесень на пшеничных зернах, но не чувствовала ни запаха, ни вкуса, а вскоре и вовсе впала в блаженное забытье.
Оставив Сидонию под присмотром дюжего стражника, ворожея покинула горницу. Как только за ней закрылась дверь, здоровенный детина приблизился к обмякшей девушке и тряхнул за плечи. Она открыла затуманенные глаза.
— Спаси меня! — еле слышно прошептала она.
— Спасти не спасу, а одиночество скрашу! — ухмыльнулся он, подсаживаясь к Сидонии и жарко обнимая ее волосатыми лапищами. — Потерпи, пока гнедая ведьма уедет!
За окном раздался резкий цокот копыт. Стражник отпрянул от Сидонии и обернулся на дверь. Оставшись без опоры, девушка завалилась на бок и ударилась головой о лавку. Боли не было, лишь сильная тряска от проносившейся за стеной кавалькады подбрасывала ее голову в такт топоту копыт.
Следующим утром герцог внимательно слушал наставления Чернявки.
— В ночь, когда на небо взойдет полная луна, твои чаяния сбудутся, — перевел толмач слова чернокнижницы. — Но если ты упустишь эту ведьму, великая беда опустится на твое семейство. Я оставила твоим людям кувшин с варевом и корзину колосков с отворяющей плесенью. Проследи, чтобы пленница все это съела!
Как и предрекала ворожея, разрушительное действие снадобий совпало с полнолунием. Когда Сидония проснулась, в охотничьем домике было светло от лунного света. По бедрам струился горячий и липкий поток.
— Кровь! — она попыталась подняться и тут же завалилась обратно на лавку.
Сил позвать не помощь не было. Она отрешенно глядела в окно. Сквозь темень в глазах пробивались лишь яркие звезды да необычайно огромная луна. Громкие песни и смех стражников, сидевших вокруг костра, уже едва доносились до нее. В ушах стоял слабый, убаюкивающий звон.
А разгулявшимся воякам было не до пленницы. Сегодня на рынке они поживились замечательной медовухой. Пришлый торговец даже не попытался защитить свой хмельной товар.