— Не тревожься! Очень хорошо, что мы от него избавились. Я искала случая выгнать его. Мне жаль, что ты испугалась («И мне жаль, что я тоже испугалась»).
Она налила стопочку спиртного и велела девочке выпить. Подумала, не налить ли себе, но поторопилась достать несколько медяков из своего денежного сундучка и вернулась на кухню. Отправив Тоба с медяками в конюшню, успокоив Шуму и убедившись, что обед не пострадал из-за этого происшествия, она вернулась посмотреть, как себя чувствует Ниад. От спиртного щеки у нее чуть порозовели. Гвин, успокоившись, закрыла дверь, села за свой стол и сделала вид, будто проверяет счета.
Сколько еще сможет она укрывать девочку? Сколько еще есть времени до того, как Мэй, Пауна или еще кто-то случайно не проговорится?
Беда отчасти заключалась в том, что Ниад была на редкость хорошенькой. Ей недоставало только уверенности в себе, сознания своего очарования, чтобы стать настоящей красавицей. Свои белокурые волосы Ниад стягивала ленточками в два коротких пучка над ушами, что в Далинге не было принято. У нее были большие синие глаза и губы как розовый бутон. Никакой взбитый крем не мог бы сравниться нежностью с ее щеками. Даже убогость домашнего платья не могла скрыть пышности ее бедер и груди, как и поразительную тонкость талии. В свои пятнадцать лет Ниад была самим совершенством в миниатюре, девочкой-куколкой. И внешность ее не была обманчивой: Ниад действительно была милой, невинной, простодушной девушкой, какой казалась.
Но главная беда заключалась в том, что весной Ниад заболела звездной немочью, которая в ее семье скосила всех остальных. Не все выживающие становились мечеными, однако Ниад болезнь превратила в ивилгратку. Она ведь не знала пределов своей силы, не умела владеть ею. Она же не чудовище, убивающее направо и налево, так откуда ей было знать свойства своей силы. И в испуге она могла употребить ее, сама того не подозревая.
Опасность-то угрожала Гольму. Да, он не упал мертвый у ног Ниад, тем не менее не исключалось, что он обречен на медленное умирание. Ивилграты были смертоносны.
— Я должна уйти отсюда, — прошептала Ниад.
Гвин обернулась к ней.
— Куда уйти?
— Куда глаза глядят. Я не могу оставаться здесь! Я навлекаю страшные беды.
— Вздор! Идти тебе некуда. Все это мы уже много раз обсуждали. Ничего страшного не произошло. И я не собираюсь выбрасывать тебя на улицу.
— Меня не надо выбрасывать, Гвин-садж! Я уйду са...
— Не уйдешь!
Большие синие глаза наполнились слезами.
— Но ведь закон...
— В болото закон! Неужто ты думаешь, что стражники обнажат на тебя мечи? Пригрози набить им кишки червями, и они разбегутся как мыши!
Чистая правда, но нескольких человек, обвиненных в том, что они ивилграты, обезумевшие от страха толпы побили камнями. А гостиницу тут же сожгут дотла. Гвин не стала упоминать про эти жуткие возможности.
— Клянусь Двоичным Богом, деточка! Или ты думаешь, что хуже Гольма и людей нет? К тебе пристанут, ты и лиги пройти не успеешь — да и куда ты пойдешь? А теперь допей и иди помоги Шуме с овощами.
Бедная Ниад покорно допила стопку, и, поглядев, как она возвращается на кухню, Гвин вспомнила, что и ее ждет работа. Ее все время ждала работа.
Она взяла грифельную доску и деловито вышла во двор. Пауна подметала галерею. Двор был пуст, если не считать Тибала. Он пересел за другой стол, лучше укрытый от солнца. А еще оттуда ему была хорошо видна дверь конторы. В руке он держал открытую книгу, но глаза были устремлены на Гвин. Со двора она ушла через кухонный коридор. Откуда он мог знать, что выйдет она именно через эту дверь — одну из двенадцати? Когда она подошла ближе, он улыбнулся ей. Улыбка эта намекала, что он видел больше, чем можно было догадаться, или знал больше, чем это было возможно, или... Вновь она заметила странность его глаз — он словно бы смотрел не на нее, а сквозь нее. Опять ей начинает что-то мерещиться! Нервы у нее совсем никуда! Она села напротив него.
— Бюрократизм, Тибал-садж. Закон требует, чтобы я подавала сведения обо всех приезжих — имя, откуда ты родом, твое занятие.
Он пожал плечами и посмотрел на наружную дверь.
— Тибал Фрайнит. Из Рарагаша. — Он закрыл книгу и опустил ее в карман балахона.
— Рарагаш?
Она вскинула на него быстрый взгляд. Улыбаясь, он покачал головой:
— Нет, я не меченый.
Она засмеялась, пряча смущение.
— Прости. Я не хотела...
— Вполне естественное предположение. — Казалось, оно его позабавило. — Но теперь Рарагаш просто еще один разоренный город: горстка уцелевших домов среди развалин, которых заметно больше, как и во многих других местах. Не думаю, что у нас там меченых больше, чем в любом другом селении.
— Уж во всяком случае меньше, чем сейчас в Далинге. Считается, что они покинули город, но, наверное, некоторые еще где-то прячутся. (Как Ниад.) Боюсь, я должна спросить о цели твоего приезда. Ты понимаешь, я обязана.
— Разумеется. Я приехал встретиться кое с кем. — Он снова посмотрел на наружную дверь.
— Ну, так я напишу просто «по личному делу». — Она записала. Грифель скрипел, и от этого звука у нее сводило челюсти.
— День для вас выдался спокойный? — спросил Тибал.
— Что? Да, пожалуй.
Это было приглашение остаться и поболтать. Ей до вечера предстояло сделать еще очень много, но почему бы и не дать себе передышку, дать нервам успокоиться. К тому же этот человек заинтриговал ее.
— Обычный, — сказала она. — Возможно, к вечеру подъедут еще двое-трое. Война нанесла нашему городу неизмеримый ущерб. А потом звездная немочь. Боюсь, судьбы припасли еще что-нибудь. И похуже.
Но что похуже могли они приготовить для Гвин Солит, забрав ее мужа, а потом ее малюток? Теперь она может потерять только гостиницу — ну и конечно, свою жизнь.
Битва насмерть.
— Судьбы? — сказал Тибал. — Ты не зарданка!
Она осознала, что говорит на зарданском, как и он, хотя выговор его был непривычным. Она перешла на куолский:
— Извини! Но если ты о языке, так в Далинге все двуязычны. Я как-то не подумала. А если ты о религии, должна признаться, я не слишком религиозна. Империя тоже признавала Судьбы, но просто поставила над ними Двоичного Бога. Официально Далинг все еще поклоняется Двоице.
— Конечная победа осталась за Судьбами, — улыбнулся он.
— Да. И думаю, так будет всегда. В Далинге и окрестностях многие ведут происхождение от зарданцев. Ну, и начинаешь говорить, как они.
Тибал кивнул. Он все время словно бы тихо посмеивался, хотя она вновь заметила, что он поглядывает на дверь. Значит, тот, с кем у него встреча, должен вот-вот прийти.
— Завтра у тебя будет куда больше дел, — сказал он неопровержимым тоном.
