— Я думаю, что слова имеют влияние на тебя, мой юный друг. — Хамза положил руку на плечо Влада, наклонился к нему. — Ты чувствителен к ним. В этом мы с тобой похожи. Возможно, истина, заключенная в словах, которые ты только что произнес, приведет тебя и к другим откровениям, может быть, даже к Аллаху.
— Нет. Причина, по которой я учу Коран и читаю его вслух, заключается вовсе не в этом. Я восхищаюсь, да, но…
Улыбка на лице Хамзы не поблекла. Сомнение — это хорошо, оно удерживает людей от ошибок.
— Но что?..
Влад поднял голову, прислушался к крикам, смеху, перебранке учеников, покидающих школу. Мальчишки наконец-то вырвались на свободу.
— Я изучаю Коран, чтобы по-настоящему узнать вас, — произнес он. — Ведь турки — это сила, которая сотрясает мир. Именно вера ведет вас, подвигает на великие деяния. Если я не узнаю про вас все, то как смогу остановить? — Он снова вскинул голову и взглянул учителю прямо в глаза.
Оба слушателя вскрикнули, не в силах сдержать изумления.
Хамза первым взял себя в руки.
— Ты не боишься, что я накажу тебя за такие слова? — Он указал на дубинку, которую оставил рядом с подушкой.
— За что, эфенди?
— За твои непокорные мысли.
— Но почему они удивляют вас? — Влад нахмурился. — Все заложники — дети непокорных. Мы потому и находимся здесь, что наши отцы правят с позволения турок, но в глубине души продолжают считать себя свободными. Дракул отдал меня и Раду на ваше… попечение пять лет назад, но вовсе не для того, чтобы мы получили самое лучшее образование, какое только возможно. Мы в вашей власти. Если он снова проявит непокорность, то вы нас убьете.
Ион подошел ближе и тронул друга за локоть.
— Остановись!..
Влад резко отбросил его руку.
— А почему, Ион? Хамза-ага знает нашу историю. Он видит, как заложники появляются здесь и уходят, живут и умирают. Учитель помогает нам постичь философию, освоить приемы боя, узнать поэзию. — Влад показал на дощечку с арабской вязью. — Турки рассказывают нам о своей вере, полной терпимости и милосердия, но не заставляют нас принимать ее, так как это противоречит Корану. Если все пройдет благополучно, то они отошлют нас обратно в наши земли, чтобы мы служили их интересам, платили дань, присылали юношей в армию и благодарили за привилегии, дарованные нам. Но если все сложится по-иному, то они разобьют наши прекрасно образованные мозги о камни. Разве я говорю неправду, эфенди? Если это так, то, пожалуйста, ударьте меня как следует за то, что я лжец.
Хамза долго смотрел на него. Выражение его лица не менялось.
Наконец он спросил:
— Сколько тебе лет?
— В марте будет семнадцать, — последовал ответ.
— Ты слишком молод для того, чтоб рассуждать так цинично.
— Нет, Хамза-ага, — негромко ответил Влад. — Напротив, я недостаточно взрослый для того, чтобы справиться с этим.
Они некоторое время молча смотрели друг на друга, потом на лицах обоих появилась улыбка.
Ион, который стоял между ними, почувствовал себя лишним, и его даже охватила ревность. Юноша подумал, что его уму никогда не сравниться с умом друга. Поэтому он должен просто наблюдать за тем, как между Хамзой и Владом появляется нечто особое, их собственный мир, частью которого ему не стать.
Молчание длилось недолго.
Турок повернулся и пошел к кафедре.
— Иди, мой сокол, — произнес он через плечо. — Твоему дружку не терпится скорее воспарить в воздух.
Влад тоже поднялся, но не двинулся с места.
— Эфенди, а вы скоро покинете нас?
Наставник наклонился, стал собирать книги, но услышал вопрос Влада и выпрямился.
— Как ты узнал о том, что решилось совсем недавно?
В ответ Дракула только неопределенно пожал плечами, и ага продолжил:
— Да, это правда. Я уезжаю в конце недели. Таков приказ султана, да пошлет ему Аллах здоровья и долголетия. Ты же знаешь, что я не обычный ага.
— Я знаю. Вы один из самых лучших сокольничих его величества. Вы уезжаете, чтобы вернуться к этому делу?
Ион отступил на шаг. Ученики не могли задавать вопросы, им было позволено только отвечать на них. Влад проявил дерзость.
За такое наказывали, но турок не потянулся за дубинкой, лежащей у его ног.
— Я еду на охоту, — произнес он мягко. — Но не с птицами.
Ион снова отошел к двери. Больше всего ему сейчас хотелось уйти как можно дальше от той скрытой угрозы, которую он услышал в голосе аги.
Все знали, что Хамза набирает силу в государстве. Его должность сокольничего была формальной, так сказать, на черный день. Все мужчины в Порте владели каким-нибудь ремеслом. Даже сам султан Мурад был неплохим кузнецом, делал подковы, оплетку для боевых луков и наконечники стрел. Еще все знали, что Хамза помогал султану разбираться в политических делах и придворных интригах.
Владу стоило бы держаться подальше от всего этого, но он и глазом не моргнул.
— Возможно, вам представится случай высоко подняться, — сказал сын валашского господаря. — Если так произойдет…
Влад сунул руку под батистовую рубашку, за пояс широких красных шаровар, и вытащил сверток. Какое-то время он рассматривал голубую ткань, затем размотал ее, взял охотничью перчатку и с заметным смущением протянул подарок наставнику.
— Я точно не знал размера, шил только по догадке. Но надеюсь, что она…
Хамза надел перчатку, поднял руку, пошевелил пальцами.
— У тебя верный глаз, юноша. Рука сидит как влитая.
Он улыбнулся, сжал кулак и поднес руку к солнечному свету, чтобы рассмотреть толстую отполированную кожу, прошитую двойным швом. Внизу, у самого запястья, где кожа была мягче, ага заметил кое-что интересное.
— Что это? — спросил он.
Ион увидел золотые буквы, вышитые на перчатке. Персидский он знал лучше, чем арабский, поэтому узнал слова еще до того, как Хамза прочел их вслух:
— «Я в западне, я заключен в темницу тела. Но я хотел бы быть ястребом, который свободно парит». Это Джалаладдин Руми.[5]Мой самый любимый поэт.
— И мой.
Турок еще раз прочел надпись, но на этот раз про себя.
— Однако в последней строчке ты позволил себе вольность. Разве поэт не написал просто «птица», а не «ястреб»?
В ответ Влад опять неопределенно пожал плечами.
— Ладно. — Хамза поднял руку, снова повернул перчатку к свету. — В любом случае это прекрасная, тонкая работа. Теперь я знаю, чем ты будешь зарабатывать на жизнь в черные дни, Влад Дракула. — Он осторожно снял перчатку, поднял голову и улыбнулся. — Спасибо тебе. Теперь я буду надевать ее и вспоминать тебя всякий раз, отправляясь на охоту.
