– Боюсь, вам придется кое-что уточнить.
Посмотрев на Дойла так, словно хотел его загипнотизировать, Сэкер заговорил вполголоса:
– Представьте себе группу совершенно необычных людей. Жестоких, но очень умных, в известном смысле просто блестящих. У каждого из них прочное положение в обществе, которое осыпало их многочисленными почестями и наградами за их достижения. И все они насквозь… аморальны. Этих людей объединяет одно – желание обрести безраздельную власть над миром. И даже больше. Они жаждут чего-то большего, и все, что связано с ними, абсолютно секретно. Никто не знает, чем занимаются эти люди. Однако в том, что они реально существуют, нет никаких сомнений. Вам не кажется это знакомым?
Дойл на минуту потерял дар речи. Потом ошеломленно сказал:
– Это мой сюжет.
– Да, Дойл, ваш сюжет. Вы написали художественное произведение, но каким-то непостижимым образом умудрились описать типы, потрясающе похожие на секту этих злобных негодяев, преследующих по сути те же цели, что и черные маги. Ведь и ваши герои стремились к тому… – …чтобы призвать на помощь злых духов, уничтожив ту тонкую грань, которая отделяет физический мир от эфирного.
– Для того чтобы…
– … владычествовать над материальным миром и теми, кто его населяет.
– Все правильно. И если сегодняшний сеанс научил вас хоть чему-то, друг мой, то вы должны были понять, что эти люди, вступив в схватку, уже переступили грань дозволенного.
– Но это невозможно! – воскликнул Дойл.
– Вы не верите тому, что видели собственными глазами? – с недоумением спросил Сэкер.
Отвечать на этот вопрос Дойлу не хотелось.
– Вот именно. Такое, оказывается, возможно, – ответил за него Сэкер.
Дойла охватило странное чувство. Казалось, что все происшедшее ему только что приснилось. Он пытался сосредоточиться, однако впечатление от разговора с Сэкером было слишком сильным. Дело в том, что не только название рассказа, но и идеи придуманных им негодяев он позаимствовал из самых запутанных сочинений госпожи Блаватской. Кто бы мог предположить, что мелкий плагиат приведет к таким ужасным последствиям?
– Если они завладели моей рукописью… – попытался объяснить что-то Дойл.
– А вы поставьте себя на их место, – сказал Сэкер. – Этим мерзавцам скучно жить без постоянной угрозы – реальной или выдуманной, неважно – со стороны ненавистных врагов или кого-то другого. Ведь само наличие противника оправдывает их безумные устремления к завоеванию мира.
– Ну да. И они решили, что я каким-то образом раскрыл их, – уныло произнес Дойл.
– Если бы они хотели просто убить вас, то, разумеется, не слишком бы утруждали себя поиском встреч с вами. Это наводит меня на мысль, что вы нужны им живым. Я понимаю, это слабое утешение.
– Но они должны знать… Я имею в виду, они же не могут всерьез полагать… Я хочу сказать, что это всего лишь вымысел, художественное произведение.
– Ну да. Понимаю. Жаль, конечно, – сказал со вздохом Сэкер.
Дойл пристально посмотрел на него.
– А к вам какое это имеет отношение? – недоуменно спросил Дойл.
– О-о, эти мерзавцы давно в поле моего зрения, – усмехнулся Сэкер.
– Понятно. Но я-то ими не занимался вовсе. До сегодняшнего дня я слыхом о них не слыхивал и даже не подозревал об их существовании.
– Видимо, так. Однако их в этом убеждать, наверное, бесполезно. Вы не согласны?
Дойл молчал.
– Благодаря слежке за ними я оказался сегодня рядом с вами. К несчастью, это означает, что за мной, как и за вами, будут теперь охотиться.
Сэкер громко постучал в стенку кеба. Экипаж тотчас остановился.
– На некоторое время отдых нам обеспечен. Сегодня мы им подложили большую свинью. Но держите ухо востро, друг мой, и не теряйте времени зря. И еще: на вашем месте в полицию я бы обращаться не стал, потому что вас непременно сочтут сумасшедшим, а уж слухи об этом разлетятся моментально, и как бы вам тогда не причинили вред еще больший.
– Больший, чем смерть? – вскинул брови Дойл.
Сэкер с грустью посмотрел на него.
– Есть вещи и пострашнее, – сказал он, открывая дверцу. – Удачи вам, Дойл. Мы еще увидимся.
И Сэкер протянул ему руку.
Выйдя из экипажа, Дойл, к своему изумлению, обнаружил, что стоит напротив собственного дома. В полной растерянности он наблюдал, как кебмен со шрамом приветственно приподнял свою шляпу, а затем повернулся к лошадям и, щелкнув кнутом, погнал экипаж по ночной улице.
Дойл раскрыл руку, которую на прощание пожал Сэкер. На ладони лежал тончайшей работы серебряный амулет в форме человеческого глаза.
Глава 5ИНСПЕКТОР ЛЕВУ
В голове Дойла царила сумятица. Он взглянул на часы: 9.52. Где-то поблизости прогромыхала тележка жестянщика. Дойл вздрогнул, словно вся его обычная, каждодневная жизнь, за исключением последних двух часов, отодвинулась куда-то, рассеялась, как утренний туман. За время, достаточное для того, чтобы спокойно пообедать, вся его жизнь перевернулась с ног на голову.
На улице было тихо, но ему казалось, что за каждым углом таится опасность, в мелькавших тенях чудились злобные чудовища. Дойл поспешил к дверям своего дома, надеясь, что там он будет недосягаем для них.
Из окна верхнего этажа выглянуло чье-то лицо. Вероятно, это Петрович, его русская соседка. Стоп. Не мелькнуло ли в окне еще одно лицо? Дойл посмотрел еще раз. И точно: оба лица скрылись за покачнувшимися занавесками.
Неужели за этой дверью, ведущей в его тихую обитель, теперь тоже скрывается смертельная угроза? Не полагаясь на интуицию, Дойл достал револьвер. "Теперь я готов встретиться с кем угодно", – подумал Дойл и начал медленно подниматься по лестнице. Еще издали он увидел, что дверь его комнаты приоткрыта.
Дверная ручка была вырвана и валялась рядом. Дойл прислонился к стене и прислушался. В комнате было тихо. Он легонько толкнул дверь и остолбенел при виде своего жилища.
Вся его комната была залита какой-то прозрачной липкой жидкостью. Все внутри, от пола до потолка, было измазано этой дрянью, как будто по всем предметам и мебели прошлись огромной кистью. Воздух был пропитан отвратительным запахом, какой бывает при дезинфекции. В тех местах, где слой прозрачной жидкости был толще, курился слабый дымок. Дойл шагнул в комнату и почувствовал, как под ногами захлюпало, но подошвы не прилипали. Жидкость колыхалась под затвердевшей пленкой. Дойл смог разглядеть под ней рисунок своего персидского ковра, каждая ворсинка которого застыла, словно насекомое в янтаре. Стулья, диван-кровать, письменный стол у окна, керосиновая лампа, оттоманка, подсвечники, чашки, чернильница – буквально все вещи были облиты этой непонятной жидкостью.
Если это предупреждение – а такой вывод напрашивался сам собой, – тогда спрашивается, что ему пытались сообщить? Может быть, это намек на то, что они могут сделать с человеком? Дойл взял с полки одну из книг. Казалось, вес ее не изменился, хотя разбухшие страницы топорщились во все стороны. Книга стала разваливаться у него в руках. Ему удалось перевернуть несколько страниц и даже прочесть несколько строк расплывшегося текста. И все же то, что он держал в руках, уже нельзя было назвать книгой.
