– Как раз пришло время ланча, – объявила она. – Сегодня мы подаем мясной рулет «Кейджун» с цикорием и прочей зеленью, а также нашу знаменитую зубатку «Креолка» с картофельными чипсами и – конечно же! – жаркое из лангуста – наше фирменное блюдо… – Полли уже чувствовала доносящийся из кухни густой и пряный аромат последнего из упомянутых блюд, и вдруг впервые до нее дошло, что девяносто процентов названий в ее меню обязательно включают букву «К». Она уже задумалась, как бы предложить клиентам хотя бы раз в неделю «Алфавит Особый», когда посетитель прервал ее размышления.
– Боюсь, я сюда не за ланчем пришел, – сказал он. – Но у меня для вас очень хорошие новости. Вы – владелец харчевни?
– Я – Полли ЛеБланк, – ответила Полли, протягивая ему руку. – Да, можно сказать, что я здесь в роли мужчины и веду все операции, спасибо Элвису.
– Я пришел предложить вам потрясающую возможность. – Мужчина взял руку Полли и энергично ее потряс. – Ваша харчевня только что была выбрана как последнее заведение в Байю, имеющее право на привилегированную торговлю в рамках корпорации «Что-за-Сосиска!».
– Что-за… Что? – спросила Полли. – Что это такое вы говорите?
– «Что-за-Сосиска!». Последнее слово в продаже хот-догов, франкфуртских сосисок, сосисок венских и братвурстов,[10]не говоря уже об ошеломляющем ассортименте прохладительных напитков, пива, содовой и фруктовой воды с мороженым.
– Мы и так уже продаем ошеломляющий ассортимент прохладительных напитков, пива, содовой и фруктовой воды с мороженым, – сказала Полли, чувствуя, как невидимый ледяной палец пробирается у нее вдоль позвоночника. – А что точно означает «брат-вурст»?
– Не имеет значения, – ответил посетитель. – Мы пройдем все это в программе обучения. Итак, начиная с понедельника…
– В программе обучения? – спросила Полли. Хип, Хап и Корсика повернулись на табуретах и уставились на них обоих. – Я не собираюсь участвовать ни в какой программе обучения. И не желаю иметь никакого дела с этими вашими сосисками, хот-догами и брат… или как их там называют… вурстами. А теперь – выход прямо за вашей спиной, и не будете ли вы столь любезны, чтобы им воспользоваться?
– Очень боюсь, – сказал посетитель, – что у вас нет выбора. Корпорация «Что-за-Сосиска!», дочернее предприятие консорциума «Морлок Мэньюфэкчуринг» и «Табачной компании Дж. П. Моргана», действующая в соответствии с ее новым мандатом от «Корпорации Америка», только что закупила ВСЕ ДО ОДНОЙ харчевни в Байю. Но там, однако, любезно согласились предложить вам пост заведующей этой харчевней. Вот все необходимые бумаги. – Мужчина перевернул тележку и вывалил пачку бумаг на линолеум пола. – Я уверен, вы найдете там все в полном порядке. – Он посмотрел на Полли. – Боюсь, вам либо придется разделить с нами свою судьбу, либо вообще от своей судьбы отказаться. – Он улыбнулся. – «Что-за-Сосиска!» – очень крупное предприятие. Масса возможностей для молодой женщины вроде вас, готовой к работе. Мы даем вам двадцать четыре часа, чтобы принять решение.
Мужчина остановился в дверях, держа шляпу в руке.
– Впрочем, – проговорил он, – могу сказать вам одну вещь. Мне понравился этот ваш Элвис-стиль, который вы здесь устроили. Король жив! – С этими словами он повернулся и вышел.
Полли безучастно отвернулась от двери и увидела, что телевизор, показывавший отснятый сюжет о демонстрации, все еще включен.
– Все нормально, – попытался успокоить ее Хап. – Ты просто здорово справилась с этим.
– Произойдет чудо, – сказал Корсика. Голос его звучал, словно из гравийного карьера, наполненного мятным ликером. – Ничего не бойся. Сработает магия. Такие вещи в Байю случаются.
На какой-то момент, сквозь шок и подступающие к глазам слезы, острые, как ее фирменный соус «Кейджун», Полли показалось, что она мельком увидела знакомую фигуру – человека, который был отцом ее сына, человека, о котором она всегда говорила, что он – любовь всей ее жизни. Он стоял там, на экране телевизора, в толпе демонстрантов. Но камера все время перемещалась, и в следующий миг его уже не было на экране.
В отчаянии Полли пришла к выводу, что ошиблась.
9. Невидимая правда
Были такие, кто утверждал, что время на самом деле вовсе не кончается, не истекает, что оно всего лишь изменилось где-то на линии развития, но этого сдвига никто не заметил, что в действие вступил новый вид времени – время более жестокое, время, идущее с такой быстротой, что за ним невозможно угнаться: именно из-за этого темп жизни и стал таким лихорадочным. Уже в ранней юности Бадди обратил внимание, что люди спрашивают, куда уходит время, как это оно так быстро проходит и почему невозможно его вернуть. Ему хотелось узнать, что происходит со всеми потерянными часами, напрасно потраченными днями, ушедшими безвозвратно; и он задумывался над тем, нет ли какого-то способа восстановить утраченное.
Почему это, размышлял Бадди, у людей есть дар осознавать время, но это вроде бы не приносит им никакой пользы? Люди знают свое прошлое, но снова и снова повторяют прошлые ошибки; они знают, что наступит будущее, но предугадывают его всегда неточно. Может быть, думал он, это потому, что, хотя мы одарены двумя глазами – глазом прошлого и глазом будущего, – мы не хотим воспользоваться ими как следует? Мы не хотим смотреть на свое существование обоими, широко раскрытыми глазами, так как, если будем смотреть открытым, немигающим взглядом в прошлое и будущее, мы не сможем не увидеть тот день, когда нас не будет в этом мире совсем.
Бадди смотрел демонстрацию протеста на экране маленького телевизора в цирковом фургоне, который он теперь считал своим домом, в окружении разнообразнейших близких друзей и коллег. Здесь был Луиджи – Самый Сильный Человек на Земле; Гермафродитти – Мужчина-Женщина; карлики-канатоходцы Пенёк, Шпенёк и Кроха и пара безвкусно одетых сиамских близнецов из Де-Мойна, их звали Ирма и Эдна. Однако глаза Бадди были прикованы к телевизионному экрану, где молодая женщина, с кожей цвета café-au-lait[11]и движениями танцовщицы, произносила речь о злосчастном состоянии времени и гравитации. Хотя Бадди испытывал огромное сочувствие к делу, о котором шла речь, он обнаружил, что не в силах полностью сосредоточиться на деталях: казалось, электрические разряды то и дело сотрясают его организм, а все его внутренности, до самой печени, словно намагнитились.
– Ну и женщина, эта Ронда Джефферсон, правда? – заметил Пенёк, взглянув на экран.
– Не могу с тобой не согласиться, Великанчик, – откликнулась Гермафродитти. – Впрочем, важно не то, как она играет, а то, о чем вещает…
– Дитти права, – пророкотал Луиджи. – Время у нас в плохой форме. Стало легче поднимать штанги, с тех пор как сила тяжести изгадилась. Только я думаю, это не так уж для Земли хорошо.
