Я дождался его у выхода из трапезной и окликнул:
— Эй, приятель! Ты Онеандр из Ара?
— Ты ошибся! — буркнул купец.
— А вот мне сдается, что я в точку попал. Онеандр и есть.
— Не ори на весь лагерь! — зашипел торговец.
— Сними маску! — сказал я.
— Эй, караул! — завопил он. — Помогите!
— Что тут происходит? — осведомился вооруженный стражник, тут же явившийся на зов.
— Мне кажется, этот малый не кто иной, как Онеандр Арский, — пояснил я.
— Слышал я, будто этот тип здесь отирается, — отозвался караульный. — Так это ты или нет?
— Я, — неохотно признал Онеандр.
— Сними маску, — снова велел я. — Сними, а не то я сам ее сдеру.
Купец, сердито ворча, снял маску.
— Точно, Онеандр, — признал его караульный.
— Воин, не оставляй меня наедине с этим подозрительным типом! — воскликнул Онеандр, но стражник уже повернулся и ушел.
— Кто ты такой? — опасливо спросил меня купец. — Мы встречались?
— Было дело. Несколько месяцев назад, в Аре, рядом с лавкой Филебаса. Помнишь, ты натравил на меня двух рабов?
— Не убивай меня, — прошептал торговец.
— Дошли до меня слухи, будто близ Лары ты попал в руки пиратов и откупился товарами и рабами. Так?
— Так. Они сцапали меня на южном берегу Олни.
— Стыдиться тут нечего, — сказал я, — ты спас свою жизнь и жизни своих людей.
— Спас-то спас, — буркнул Онеандр, — но очень многого лишился.
— А что будет дальше с твоими товарами и рабами? — осведомился я.
— Они больше не мои.
— Но как ты представляешь себе их дальнейшую судьбу?
— Маловероятно, чтобы все это продали в Ларе или на севере, — рассудил купец. — Обычно речные пираты избавляются от своей добычи где-нибудь у реки, в одном из многочисленных прибрежных городков.
— Каком именно?
— Их десятки, — ответил он. — Вен, Порт-Кос, Искандер, Тафа… Всех и не перечислишь.
— А что за шайка на вас напала? Кто ее возглавлял?
— Да на реке этих шаек видимо-невидимо, — буркнул Онеандр.
— Я спрашиваю, кто вас ограбил?
— Клиомен, подручный Поликрата, — ответил торговец.
— И в каком городе продает свою добычу этот молодец? — поинтересовался я.
— В любом из дюжины, — сказал Онеандр.
Я схватил его за тунику и основательно встряхнул.
— Не знаю! — повторил он. — Откуда мне знать!
Я встряхнул его еще разок.
— Пожалуйста, не убивай меня, — снова прошептал Онеандр.
— Хорошо, — сказал я, выпуская из рук его тунику, после чего повернулся и направился туда, где на привязи держали тарнов.
Целью моей по-прежнему оставалось договориться с каким-нибудь смелым тарнсменом о перелете к Ларе. Если не напрямую, то окольным путем, если не в сам город, то как можно ближе к его границам.
Девушка в углу комнаты снова зашевелилась и перевернулась на спину, приподняв одно колено. В своих рабских лохмотьях и ошейнике она выглядела потрясающе соблазнительно. Озираясь по сторонам, девушка то сжимала, то разжимала маленькую ладошку, и я невольно задумался о том, ощущает ли она грубые волокна подстилки под спиной. Наверное, нет. Пока еще нет.
— Я свободная женщина Вонда! — выкрикивала, как и прошлым вечером, скандалистка у гостиничной стойки. — Ты не можешь вышвырнуть меня вон!
— Либо ты заплатишь, либо тебя выставят, — отвечал на это Саробиус.
— Не имеешь права! — вопила она.
Я сделал еще глоток.
Лицо женщины у стойки скрывала вуаль, как это принято у свободных женщин из высших каст большинства городов Гора. Исполненные высокомерия, они предпочитали не открывать своих лиц на всеобщее обозрение, считая себя слишком утонченными и благородными для того, чтобы на них мог глазеть всякий сброд. Сходными соображениями наверняка объяснялась и бытующая среди свободных женщин манера носить бесформенные одеяния, скрывающие фигуру. Но с другой стороны, ношение вуалей и покрывал представляет собой обычай естественный и более чем оправданный в рамках культуры, для которой захват женщин в плен и обращение их в рабство суть вещи вполне заурядные. Сокрытие внешности служит своего рода защитой. Кому захотелось бы, рискуя жизнью, похищать женщину, которая, чего доброго, может оказаться безобразной, как тарларион?
А вот рабыням, напротив, почти никогда не дозволялось носить вуали. Обычно они одевались так, чтобы все их прелести оставались открытыми даже для случайных взоров. Во-первых, это помогало девушкам помнить, что они только рабыни, существующие для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. А во-вторых, обнажение их тел побуждало мужчин, поддавшихся вожделению, похищать для удовлетворения своей похоти именно рабынь, а не свободных женщин.
По моему разумению, такой подход в известном смысле себя оправдывал: похищение рабынь как для собственных нужд, так и с целью перепродажи было на Горе явлением, распространенным более широко, нежели захват свободных женщин. С другой стороны, как бы ни обстояло дело с точки зрения теории или статистики, свободная женщина тоже вполне могла ощутить на шее рабский ошейник. Иные мужчины полагали, что риск придает особую сладость обладанию еще недавно свободной женщиной, а некоторые работорговцы специализировались как раз на похищении и продаже таковых. И то сказать, помимо изначального риска особую пряность и аромат такого рода удовольствию придавала перспектива последующего укрощения строптивой невольницы.
— Ты не можешь выставить меня на улицу! — все повторяла и повторяла скандалистка.
— Еще как могу, — упорствовал трактирщик.
— Я свободная женщина Вонда, города, состоящего в Конфедерации!
— А я трактирщик, — отвечал он. — Мое дело вести счетные книги да подсчитывать серебро.
Я отпил еще глоток сула, рассеянно прислушиваясь к этому разговору.
Если свободные женщины Гора носили вуали, то некоторые мужчины скрывали лица под масками. Причины тому могли быть самые разные. Скажем, Онеандр носил маску из страха перед воинами Ара, с точки зрения которых законность его торговли с Ларой выглядела, мягко говоря, сомнительно, а также потому, что стыдился горького провала, каким завершилась его затея. Некоторые из посетителей сидели в общей зале трактира в масках, вероятно, потому, что в силу каких-либо соображений не желали быть узнанными. Времена наступили смутные, тревожные, и люди состоятельные и влиятельные вовсе не стремились сделать всеобщим достоянием сведения о своем трудном положении. Кто-то, возможно, опасался, что его могут захватить в заложники с целью получения выкупа. Иные просто стеснялись того, что в одночасье превратились в бездомных бродяг. Наконец, маски носили лица, путешествовавшие инкогнито, а также те, кому приходилось скрываться из-за совершенного прежде бесчестного поступка.
