Мирабель узнала об отъезде мистера Карсингтона, когда он был уже в пути.
Ее отец сообщил ей эту новость, не скрывая смущения.
— Он так торопился, что его невозможно было уговорить. Мирабель взглянула в окно.
— Идет снег с дождем, — сказала она. — Просто не верится, что ты позволил сыну лорда Харгейта уехать в такую погоду верхом в Мэтлок-Бат.
— Возможно, ты права, — сказал он. — Возможно, мне следовало позвать самых крепких лакеев, чтобы утихомирить его, даже привязать. Поскольку другого способа не было.
— Почему ты не послал за мной? Отец нахмурился.
— Просто не пришло в голову, о чем я очень сожалею. Дело в том, что он мне напомнил о кактусе, и я стал размышлять о том, что пучки колючек, возможно, могли бы служить репродуктивной цепи, хотя обычно это объясняется… Постой, детка, ты куда?
— Конечно, я поеду следом за ним. Иначе либо он сломает шею, либо лошадь сломает ноги, либо случится и то и другое. Силы небесные! Сын герцога. Сын герцога Харгейта! Прославленный герой Ватерлоо. Раненный при исполнении долга. Даже подумать страшно! Ах, папа, ты когда-нибудь доведешь меня до отчаяния. Человек отправляется на верную смерть, а ты размышляешь о колючках на кактусе.
— Но, дорогая, очень важно… Мирабель, не дослушав, выбежала из холла.
Несколько минут спустя Мирабель, сев верхом на неказистого, но ловкого и спокойного мерина, исчезла в ночи. Она догнала Алистера сразу за воротами парка. Мокрый снег сменился ледяным дождем.
— Мистер Карсингтон! — крикнула мисс Олдридж, уверенная в том, что это не кто иной, как Алистер. Впрочем, кто еще это мог быть?
Он остановился.
— Мисс Олдридж? — повернувшись, сказал он. Лица его в темноте не было видно. — Что вы здесь делаете? С вами все в порядке?
— Вам следует немедленно вернуться, — заявила она.
— Вы, должно быть, сошли с ума, — сказал он.
— Вы не в Лондоне. Следующий дом в миле отсюда. В такую погоду вам потребуется не менее двух часов, чтобы добраться до Мэтлок-Бата, — и это при условии, что не произойдет несчастного случая.
— Мне необходимо вернуться в гостиницу, — сказал он. — А вас я умоляю отправиться домой. Вы можете простудиться и умереть.
— Я нахожусь в нескольких минутах езды от горячего камина. А вот вы действительно можете простудиться и умереть. Что мы тогда скажем вашему отцу?
— Мисс Олдридж, моему отцу ничего не надо говорить, — произнес он.
— И вам тоже, насколько я понимаю.
— Пока мы спорим, наши кони замерзают. Им необходимо двигаться, причем в противоположных направлениях. Благодарю за гостеприимство и заботу о моем здоровье, но о возвращении не может быть и речи.
— Мистер Карсингтон, какие бы дела ни были назначены у вас на завтра…
— Мисс Олдридж, неужели вы не понимаете? Мне нечего надеть!
— Вы шутите?
— Одежда не шутки, — парировал он.
— Нечего надеть?
— Совершенно верно.
— Понятно, — сказала она.
Она поняла это уже давно, но не видела в этом логики. Здесь было что-то другое.
Она вдруг вспомнила, как ладно сидит на его широких плечах сюртук, сшитый у дорогого портного, и как облегает мощный торс, переходящий в тонкую талию. Вспомнила изящную вышивку на шелковом жилете, застегнутом на все пуговки, кроме верхней, и узкие бриджи, обрисовывающие мускулистые бедра и длинные ноги. От этих воспоминаний ее захлестнула горячая волна, хотя лил холодный дождь.
С этим она не могла ничего поделать. Он был героем и выглядел соответственно: высокий, сильный, красивый. Ни одна женщина не устояла бы перед ним.
Она не утратила способности мыслить здраво и сообразила, наконец, в чем тут дело и чем вызвана его противоречащая здравому смыслу решимость пуститься в путь ночью в такую ужасную погоду.
Два сезона в Лондоне не прошли для Мирабель бесследно: она узнала кое-что о денди. А мистер Карсингтон был самым настоящим денди, хотя она ни разу не встречала денди столь идеального телосложения.
— Ну что ж, это меняет дело, — сказала она. — Доброй ночи, мистер Карсингтон.
Повернув коня, она поехала к дому.
К удивлению Мирабель, отец ждал ее в вестибюле. Обычно он пил чай в библиотеке, перелистывая какую-нибудь ботаническую энциклопедию, а затем отправлялся в зимний сад, чтобы пожелать спокойной ночи своим любимцам из растительного мира.
— Вижу, дорогая, тебе не удалось его убедить, — сказал отец, когда она отдала лакею насквозь промокшую шляпу и плащ.
— Ему нечего надеть, — сказала она. Отец удивленно взглянул на нее.
— Он денди, папа, и, лишенный того, что считает подобающей одеждой, становится похож на растение, лишенное жизненно важных питательных веществ. Он вянет и умирает в страшных мучениях. — Она направилась к лестнице.
Отец последовал за ней.
— Я так и знал, что с ним что-то не в порядке. Это как колючки у кактуса.
— Папа, я промокла, и мне не по себе. Я хотела бы…
— Но он прихрамывает, — продолжал отец,
— Я заметила, — сказала Мирабель. Как бы ей хотелось, чтобы хромота его не была такой элегантной! Она вызывала у нее такие чувства, которые ей не хотелось бы испытывать и которые она не могла себе позволить. Смешно в ее возрасте и с ее опытом… — Насколько я понимаю, он был серьезно ранен при Ватерлоо, — сказала она, поднимаясь по лестнице.
Отец следовал за ней.
— Да, Бентон говорил мне об этом. Однако я сильно подозреваю, что мистер Карсингтон, сам того не зная, получил также травму головы. Я слышал о таких случаях. Видишь ли, это могло бы служить объяснением.
— Объяснением чему?
— Колючкам кактуса.
— Папа, я не имею ни малейшего понятия, что ты хочешь этим сказать.
— Нет-нет, разумеется. — Шаги за ее спиной остановились. — Возможно, ты права, он ничего не поймет о тюльпанах. Ну да ладно, спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи, папа. — Мирабель направилась в свою комнату. Она устала после перенесенного нервного напряжения. Ее застали врасплох. Если бы ее предупредили заранее о прибытии мистера Карсинггона… Но ее не предупредили, и она даже представить себе не могла подобного поворота событий.
Она сделала неправильное предположение относительно лорда Гордмора, и эта ошибка может иметь губительные последствия. Она не ожидала, что он проявит такую настойчивость.
Она ошиблась, но теперь уже ничего не поделаешь. Можно лишь извлечь из этого урок. Ошибку она совершила из-за недостатка информации, но больше не повторит ее.
Сбросив мокрую одежду, она вытерлась, надела теплую ночную сорочку и халат и перешла в гостиную. Уютно устроившись в мягком кресле перед камином, она принялась писать письмо леди Шерфилд в Лондон. Если существовала какая-нибудь заслуживающая внимания информация о мистере Карсинггоне, то тетушке Клотильде она была доподлинно известна.
