Клотагорб многозначительно хмыкнул.
– Может быть, ты и прав, но у меня закоренелое недоверие к непрошеным явлениям, как бы там нежно или печально они ни звучали. Я велел Горпулу взять перьевую метелку, и мы вместе попытались выгнать музыку за порог, но тут она взяла такой плаксивый тон, что я решил на время оставить ее в покое. Выглядит она безвредно, к еде моей не прикасается. Знай себе висит в алькове и наблюдает, если это слово применимо к мелодии. Иногда она звучит требовательно, в другое время – капризно… По-моему, она впадает в отчаяние.
– Шеф, ты думаешь, с ней чей-то не так?
Мадж с подозрением щурился на крапинки.
– Я уверен, она чего-то хочет, – ответил волшебник. – А может быть, просто заблудилась и тоскует по дому.
– Заблудшие ноты, – задумчиво проговорил Джон-Том. – Я слыхал о бездомной музыке, но еще ни разу с нею не сталкивался. И уж конечно, не видел. Допустим, она действительно потерялась, но чем мы ей можем помочь? Что толку задавать вопросы фрагменту музыкального произведения?
– Тут я тебе, увы, не советчик, – лаконично ответил Клотагорб. – Да и тема, скажу по правде, меня не особо интересует. Одно не вызывает сомнения: этой музыке требуется содействие, которое я предоставлять не намерен. Но и вышвырнуть бедняжку за дверь совесть не позволяет. Она кажется такой несчастной…
Черепах снова поднял ладонь, и снова вокруг пальцев закружились крапинки.
– Она меняется, но я не берусь судить, отзывается ли она на чье-то настроение или на какое-нибудь иное, неизвестное мне влияние.
Джон-Том передвинул на живот дуару, комнату заполнила иная музыка.
– Ты потерялась? – пропел он.
Реакция крапинок не заставила себя ждать. Они отпрянули от пальцев колдуна, построились и трижды четко повторили музыкальную фразу.
– Можно расценить это как положительный ответ, – без особой необходимости прокомментировал Клотагорб.
Довольный собой, Джон-Том кивнул.
– Но как же может быть, чтобы музыка, да вдруг потерялась?
– Че, ежели она жила в каком-то инструменте, а тот пропал? – предположил Мадж.
– Я склонен полагать, что истина не столь прозаична. – Волшебник сосредоточенно разглядывал плавающий нимб. – Гораздо вероятнее, что наша гостья покинула свое место в более длинной последовательности нот. Она принадлежит довольно большому и сложному произведению, из которого была извлечена явно против собственного желания.
Джон-Том поглядел на черепаха в упор:
– А мне казалось, вы не питаете интереса к музыке.
Клотагорб пожал плечами:
– Не собираюсь утверждать, что я в этом деле абсолютный невежда. – И указал на дымчатое сияние. – Ясно, что она пребывает в подавленном состоянии, будучи не в силах соединиться с основной темой. Короче говоря, она заблудилась и страдает тем, что можно назвать musicus interruptus[2].
– Ух ты! – прошептал Мадж. – Ну, тада я могу ее понять, посочувствовать.
– Но сюда-то она зачем прилетела? – размышлял вслух Джон-Том. – Чего ждала от вас? Чтобы вы помогли ей вернуться к остальной музыке?
– Разумное предположение. Ты уже продемонстрировал свою изобретательность в общении с ней, отчего бы не спросить самому?
– Спрошу.
И Джон-Том пропел вопрос в самой доходчивой форме.
Ноты сразу метнулись к дверному проему, возвратились, снова отлетели к дверям. Это повторилось полдюжины раз, и облачко всегда задерживалось в проеме и звенело при этом громче и настойчивей. Так и осталось в дверях – донельзя красноречивый жест.
– Я склонен полагать, что все вполне очевидно, – заметил волшебник.
– Она хочет, чтобы вы шли за ней следом.
– Черта с два, – пробормотал выдр. – Хрена ей лысого.
– Я бы не стал тратить время на такую банальность, как горстка потерявшихся нот, – продолжал Клотагорб, – но если ты и твой приятель с мускусными мозгами и правда умираете от скуки, то вот вам подходящая головоломка. Кажется, она не сулит яд, клыки или когти.
Джон-Том колебался.
– Но ведь она выглядит не очень серьезно, согласитесь. По-моему, с такой задачкой даже Горпул легко справится.
– Это по-твоему. – Волшебник кивнул. – Он уже пытался и успеха не имел. Общаться с музыкой посредством чаропения, как ты, он не способен. И вообще, Горпул мне нужнее здесь.
– В масштабах битвы с Броненосным народом не очень-то впечатляет, – пробормотал Джон-Том. – С другой стороны, и правда лучше, чем ничего.
– Не раз и не два я слышал от тебя, что ты всю жизнь следуешь за музыкой, – напомнил Клотагорб. – Вот возможность сделать это в прямом, а не в переносном смысле.
– И куда она нас, по-вашему, заведет? – осведомился Джон-Том.
Черепах поднял очи горе:
– Кто знает? Я могу одно сказать: доводилось тебе странствовать и в обществе гораздо менее симпатичных проводников.
– А что, если я все-таки решусь и пойду вслед за музыкой? – размышлял Джон-Том. – Но ведь она может в любой момент исчезнуть, рассеяться в зарослях или утонуть в земле, и что тогда останется нам с Маджем? Жалеть о потерянном времени и корить себя за несусветную глупость? Как мы все объясним Талее и Виджи?
Предмет его размышлений вдруг метнулся в коридор, возвратился, позванивая с отчетливым волнением, и снова отлетел.
– Хочешь – иди, не хочешь – оставайся, – поторопил Клотагорб. – Но решай поскорей. Я катастрофически теряю созерцательный настрой.
Джон-Том предпочел бы более явственную необходимость, более четкую перспективу применения его чаропевческого дара. Ему же предлагали только горсточку жалобно зовущих нот.
– Мадж? – спросил он, оттягивая решение.
Выдр закатил глаза.
– Ну, я думаю, ежели прошвырнемся до Вертихвостки, особой беды не будет. Можа, шеф, за это время развеется твоя тоска. И ваще, музычка вроде неопасная, не то че большинство чокнутых причин, которые выманивали тебя из дому.
Мадж вразвалочку вышел в коридор и замахал на ноты лапами. Они с любопытством пороились между его пальцами и метнулись в сторону двери.
– Так, значица, да? Ладно, ведите, тока постарайтесь звучать маленько пободрее, ага?
– Улетайте, – велел нотам Клотагорб. – Эта парочка попробует вам помочь. Они считаются профессионалами. Я же твердо намерен оставаться здесь, уйдя в дальние уголки своего сознания.
Искристый перезвон как будто понял его – энергично покружил перед лицом Джон-Тома и снова бросился в коридор. У чаропевца зудела кожа, словно ее опрыскали вытяжкой радости.
– Ты принят, – удовлетворенно заключил маг.
