И он действительно позвонил.
— Господи, Фабьен, ну как ты можешь!.. Я здесь просто извелась, пока ты целый день отмалчивался, прячась за автоответчиком… — скороговоркой выпалила она, услышав его голос.
Но ответил ей только шум дождя, доносившийся с улицы.
— Алло, Фабьен, ты меня слышишь? — забеспокоилась Кэй.
— Да. Прости, пожалуйста. Я не мог позвонить раньше.
Фабьен говорил тихо, нерешительно, делая паузу после каждой фразы. Кэй могла бы поклясться, что во время каждой из них он торопливо поправлял очки.
— Что случилось? Вместо тебя в Париж отправляют другого преподавателя? Или конкурс вообще отменяется? — участливо спросила Кэй.
— Переносится, — так же кратко уточнил Фабьен.
— Что это значит?
— Что он начнется на неделю позже.
Кэй с облегчением перевела дыхание и рассмеялась.
— Господи, какой ты смешной… Переживаешь из-за такой ерунды… Ну подумаешь, переносится. Это же не катастрофа. Наоборот, удачное стечение обстоятельств… Ведь за это время мы успеем пожениться, а это придаст тебе дополнительное вдохновение для победы… Хотя Моника, например, уверена, что ты ее одержишь и будучи холостяком…
— Спасибо ей за доверие, — не изменившимся голосом откликнулся Фабьен.
— Скажешь ей это сам, когда вернешься. Да, на обратном пути подумай над тем, в каком платье ты хотел бы видеть меня в день свадьбы. Представляешь, то, которое приглянулось нам обоим, уже купили.
— Значит, оно и вправду красивое, раз приглянулось не только нам. — Фабьен вздохнул. — Надеюсь, к следующей дате нашего бракосочетания появится другое. Еще красивее…
— К следующей дате? — недоверчиво переспросила Кэй. — Но… зачем нам переносить ее? Ведь мы успеем до начала конкурса.
В трубке повисла долгая пауза.
— Я не смогу приехать, — внезапно охрипшим голосом сказал наконец Фабьен и торопливо уточнил: — До конкурса. Это время я должен посвятить подготовке лучших учеников.
— Ясно… — в замешательстве протянула Кэй. — Ответственное задание требует ответственного подхода.
— Я знал, что ты расстроишься, и поэтому…
— Решил не отвечать на звонки? — с горькой иронией спросила Кэй.
— Нет, не так. Я знал, что ты расстроишься, и поэтому решил прислать тебе маленький подарок… Ту песню, которую пел для тебя в наш первый вечер. Только теперь в исполнении настоящего певца. Загляни сегодня вечером в электронную почту.
— Теперь у меня будет два букета фиалок, — задумчиво проговорила Кэй. — Один акварельный, другой песенный… И оба неувядающие… В отличие от тех лилий, до окончания которых ты обещал вернуться.
— Неужели они уже завяли? — удивился Фабьен.
— Нет, но их количество постепенно уменьшается…
И, возможно, прямо сейчас уменьшится снова, добавила она про себя, увидев вошедшего в магазин покупателя: молодого мужчину в коричневой куртке и в очках с толстыми стеклами.
— Я успею, вот увидишь! — волнуясь, пообещал Фабьен. — Я вернусь, когда останется только одна из них, самая последняя… Она станет еще одним нашим талисманом.
— Это меня не очень-то радует. Ведь тогда нам придется засушить ее, чтобы сохранить. А сухой и блеклый талисман любви навевает невеселые мысли… Так что ограничимся рисунком. Хотя там букет тоже неживой, но все же яркий и неувядающий.
Услышав последние слова, покупатель бросил в сторону Кэй осуждающий взгляд.
— Прости, но я не могу больше разговаривать. Ждет работа, — с сожалением бросила Кэй. — Не исчезай, звони почаще.
Она отключила телефон и, адресовав покупателю приветливую улыбку, поинтересовалась:
— Помочь вам с выбором?
Мужчина придирчиво оглядел лимонные розы.
— Тоже неувядающие? — саркастически хмыкнул он.
Улыбка Кэй стала извиняющейся.
— Вы не так поняли…
— А что тут понимать? Наверняка обработали их какими-нибудь химикатами, вот и хвастаетесь всем подряд… — Он небрежно ощупал еще не распустившийся бутон. — Не пластиковые, и то хорошо… — ворчливо поделился он своими соображениями и, скользнув вопросительным взглядом по лицу Кэй, продолжил: — Так чем же вы их все-таки опрыскиваете?
— Раскрашиваем, — сдержанно уточнила Кэй.
Глаза незнакомца стали почти такими же огромными, как очки.
— Чем? — изумленно выдохнул он.
— Акварельными красками, — спокойно сообщила Кэй, всем своим видом словно спрашивая: а что, вы разве не знали?
Мужчина ошарашенно уставился на нее, приоткрыв рот.
Интересно, какой вопрос последует дальше? И, самое главное, через какое время? — иронично подумала Кэй, приготовившись к продолжению диалога.
Но в это время в магазин, будто принесенная неистовым ураганом, влетела Моника.
— Погода — дрянь! — с отвращением выпалила она, складывая зонтик, и, расплывшись в самодовольной улыбке, продолжила: — А день — что надо. Продала двадцать путевок. И это только до обеда, представляешь? А самое главное, все двадцать — во Францию. Все словно с ума посходили. Говорят, там весной просто супер… особенно в Париже. — Моника восторженно закатила глаза. — Какая же ты счастливая… — нараспев протянула она. — Выходишь замуж за француза и каждый отпуск будешь проводить в Париже… А может быть, даже и каждый уик-энд…
— Вот именно, может быть… — уныло откликнулась Кэй.
— Что такое? — удивилась Моника. — Думаешь, Фабьен не захочет провести там даже медовый месяц?
Кэй тяжело вздохнула, пожав плечами.
— Не знаю. Может, и захочет. Только вот когда он наступит, этот медовый месяц, пока неизвестно.
— Опять ты за свое! — упрекнула ее Моника. — Я ведь тебе уже говорила: он вернется победителем. А теперь еще добавлю: очень скоро. Скорее чем ты думаешь. Конечно, я понимаю, ты переживаешь из-за того, что он не звонит, но…
— Уже позвонил. Пять минут назад.
— Слава богу! — обрадованно воскликнула Моника, но, не заметив радости на лице подруги, сокрушенно покачала головой. — Только не говори, что вы поссорились.
— Иногда лучше поссориться, чем делать вид, будто ничего не изменилось.
— Что-то я не поняла… — озадаченно пробормотала Моника, подозрительно поглядывая на подругу.
— Фабьен что-то от меня скрывает, — вдруг решительно заявила Кэй.
— Ты это серьезно? — удивилась Моника. — И что же именно?
— Любовницу, — вдруг включился в их диалог до сих пор молчавший покупатель.
Подруги одновременно обернулись к нему, видимо пытаясь осмыслить его высказывание.
— Конечно, любовницу, — невозмутимо повторил он. — Это же очевидно.