– Спецназ, что вы хотите.
– Вы общую подготовку проходили как все? Или служба связей с общественностью освобождается от окопов?
Касс посмотрела на него искоса.
– Я вообще-то не для того записалась в армию, чтобы сочинять пресс-релизы и…
– Сопровождать раздолбаев из конгресса.
– Я этого не говорила.
– Но подумали. Поверьте мне, капрал, хоть я и не слишком одобряю наше присутствие здесь, к военным я всегда испытывал полное уважение. Знаете, чем я занимался в вашем возрасте? Нюхал кокаин в Перу в составе Корпуса мира и притворялся, что работаю на ЦРУ.
– Зачем вы мне про это говорите? – спросила Касс.
– Чувство вины. – Он подмигнул ей. – У либералов это святое. Нет, я действительно восхищаюсь военными. Хоть и благодарю Бога, что сам был от этого избавлен. Не продержался бы и двух минут. Как вы думаете – спецназовцы втирали мне там очки? Пиарились? Из-за того, что я против нашего пребывания здесь, и всякое такое.
– Если честно, – ответила Касс, – я думаю, у них мысли совсем о другом. О том, как обогреться. И как на мине не подорваться.
– Очко в вашу пользу, капрал. Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен… Отважные скачут шестьсот.[19]Пришлось заучивать это в Гротоне.[20]Сейчас, наверно, их там заставляют зубрить Майю Анжелу.[21]Весь этот бред.
– Какой же вы после этого либерал? Купили «хаммер», восхищаетесь военными, предпочитаете Теннисона политкорректной поэзии.
– На бумаге я довольно розовый. Мой рейтинг либерализма по версии АДД[22]просто зашкаливает. Но я понимаю, что вы хотите сказать. Знаете, как французы говорят: «Думай как левый, живи как правый». Прочитать вам «Атаку легкой бригады» целиком?
– Спасибо, не надо. Хорошо, что вы в лагере от этого удержались. Чего доброго, они открыли бы по нам огонь.
– Однажды я это продекламировал во время ночной школьной акции протеста против сокращения расходов на обеды. Я могу и «Кремацию Сэма Макги».[23]Но не волнуйтесь. Я вас пощажу.
– Что она собой представляет? – вдруг вырвалось у Касс. Она мигом об этом пожалела.
– Кто?
– Да нет, ничего. Я…
– А! «Тамале по-гондурасски».
– Простите меня. Ни к селу ни к городу.
– Что вам сказать… – Ранди кашлянул. – Она может быть очень милой. Просто, думаю, ей кажется более интересным не быть. Мы в какой-то момент были практически помолвлены. Но мама… Боже мой, это был вечер, какого я врагу не пожелаю. Вспоминаю – и содрогаюсь.
Касс опять услышала гудение.
– Это у вас…
– Называется синдром Туретта. У меня легкая форма. Наследственное заболевание. Вот у отца была совсем даже не легкая. Он трещал, как южноамериканский какаду. Не слишком благозвучно посреди шопеновского ноктюрна в филармонии. В детстве нас передергивало.
– Я не собиралась над вами смеяться.
– Бывает хуже, поверьте мне. Между прочим, я проголодался.
Касс пошарила за сиденьем и протянула ему «блюдо, готовое к употреблению». На упаковке значилось: «ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ. Спагетти с м/шариками. 1200 ккал.».
Конгрессмен уныло уставился на «б. г. у.» у себя на коленях.
– Да уж, вкуснотища, наверно. – Он кинул упаковку обратно. – Можно, я сяду за руль?
Это противоречило всем инструкциям.
– Э…
– Да ладно вам. Ну пожалуйста! Дома у меня такой возможности не бывает. Я такой невезунчик, что меня всюду везут. Очень вас прошу.
Когда младшему брату Касс было пятнадцать, она давала ему поводить. Конгрессмен Ранди, мужчина под сорок, вдруг стал выглядеть как подросток.
– У меня могут быть серьезные неприятности, – сказала она.
– Если вы не пустите меня за руль, – проговорил Ранди весьма серьезным тоном, – я прочту «Кремацию Сэма Макги» целиком. И вы сойдете с ума, не удержитесь на дороге, и мы оба погибнем.
Она остановила машину. Они поменялись местами и тронулись с места – довольно мягко.
– Чуть-чуть тяжелей в управлении, чем моя, – заметил Ранди.
– Она бронированная, – сказала Касс.
– Ну еще бы. Отлично. Есть тут какие-нибудь кнопки, на которые я не должен нажимать? Запуск ракеты, катапультирование, дымовая завеса? Кстати, вон деревня.
Они ехали по долине. В нескольких милях показалось скопление домов. Над крышами поднимались дымки.
– Там нас, наверно, покормят, – сказал Ранди.
– Исключено. Мы движемся по периметру зоны наших действий. Тот городок – вне ее. Мы сможем поесть, когда вернемся в Гнилюк.
– Держу пари, что эта деревня – гастрономический центр региона. Своего рода боснийский Лион.
– Мне трудно поверить, что здесь где-нибудь может быть «гастрономический центр», – отозвалась Касс.
– Послушайте, капрал, я приехал сюда ради фактов. И в данный момент факты, которые меня больше всего интересуют, следующие: кусок жареной курицы, деревенский сыр, ароматный хлеб и бутылка местного винца. Кстати, как оно здесь? Не очень? Гм… тогда, может быть, ограничимся пивом.
Не обращая внимания на протесты Касс, Ранди свернул с главной дороги на боковую, которая вела к деревне. В воображении Касс замаячили сербские снайперы, высовывающиеся из-за кустов. Она потянулась к рации.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Сообщаю на базу, что меня похитил конгрессмен США.
– Правильная мысль. А то мало ли что.
Касс проинформировала дежурного офицера об их местонахождении. Он выразил беспокойство, но Ранди был целеустремлен, как учуявшая трюфели свинья. Через несколько минут они въехали в деревню.
На маленькой площади стояло несколько местных. Касс увидела вывеску, которая могла означать, что здесь чем-то кормят. Они вошли внутрь. В помещении было тепло, влажно от пара и пахло застарелыми соленьями. Касс обменялась несколькими примитивными фразами с толстой, украшенной бородавкой пожилой женщиной – по всей видимости, хозяйкой.
