При этих словах Родионов снова поднес фотографию к глазам и восхищенно поцокал языком… Он действовал грубо и топорно, ибо знал наверняка, что ошибки быть не может. И ошибки действительно не было — в этой высохшей старухе, в этой омертвевшей и черствой плоти тлел еще уголек, который по-видимому угасает во всякой женщине последним…
— Ах, Павел, вы мне льстите, — произнесла Клара Карловна и, услышав взыгравшие вибрации ее голоса, Родионов внутренне содрогнулся…
Однако дело было сделано. Через полчаса он уходил из ее комнаты, унося в кармане нужную бумагу.
— Постойте, Павел, — окликнула его старуха, когда он взялся уже за ручку двери. — Подойдите сюда, я хочу сделать вам небольшой презент. Вы единственный человек за всю историю, кто отнесся ко мне с некоторым сочувствием… Вы человек молодой и у вас будет невеста.
С этими словами она протянула ему две массивных сережки, довольно, впрочем, кустарной работы, что сразу же отметил Родионов, едва взглянув на неожиданный подарок.
— Ну что вы, Клара Карловна, — смутился он. — Я ведь совершенно бескорыстно…
— Берите, берите, — твердо сказала старуха. — Невесте нужны подарки… Вы еще не понимаете…
Глава 6
Красный Богатырь
Что-то жалобно позвякивало внутри сумки, упиралась в ребра ручка китайского термоса, но он не делал и попытки перевесить ее на другое плечо или как-нибудь перехватить поудобнее, слишком деликатен был груз, не следовало лишний раз тревожить его. Так, вероятно, сердобольный хозяин, вытянув руку наотлет, несет в мешке повизгивающих щенков, стараясь не думать, куда он их несет… Просто иду, мол, на речку…
Выйдя из метро, Родионов с трудом продирался к электричке сквозь плотную встречную толпу, сквозь стихийные торговые ряды, наталкиваясь на ящики и самодельные прилавки, отпихивая торгующихся покупателей и огрызаясь на бойких, задиристых продавцов. Уже выскочив на платформу, поскользнулся на кожуре от банана и едва не упал, но выручила сумка, закачавшись в машинально выброшенной вбок руке, помогла удержать равновесие. Нет, не до конца прогневался на него рок. Родионов устоял на ногах, и хотя потерял драгоценные мгновения, успел вскочить в последний вагон в тот самый миг, когда зашипели и стали сдвигаться автоматические двери.
Кончилась полоса неудач. Так, по крайней мере, подумал Родионов и подумал совершенно напрасно.
В тамбуре было тесно от мешков и коробок, громко ржали азиаты, сидя по-домашнему на корточках. Родионов поспешил протиснуться вглубь вагона, где в другом конце дотлевала драка, по-видимому, из-за спорного места.
Электричка быстро набирала ход, пролетели за окном мрачноватые стены складов и пакгаузов, потянулся серый бетонный забор с белой и свежей еще известковой заплатой, сквозь которую явственно проступали огромные кривые буквы «Рыжую гадину — вон из Кремля!»
Родионов покосился на старого очкастого еврея, но тот спокойно продолжал читать «Дружбу народов» и, слава Богу, не видел ничего вокруг.
Как это всегда бывает, народ набившийся битком в вагон и поначалу стоявший тесно, упираясь локтями и сумками в бока друг другу, постепенно утрясся, распределился в пространстве равномерно и успокоился духом, угомонился. С полчаса еще донимали пассажиров своими криками распространители газет и дорожной литературы, выныривая по очереди из тамбура. Своей чередой прошли беженцы, погорельцы, нищие, а сразу после них другие нищие — чернявые, с южным акцентом и золотыми зубами, прошли продавцы пива и вслед за ними сборщики пустых бутылок… Когда все окончательно успокоилось и Павел развернул купленную газету, намереваясь сперва прочесть передовицу под названием «Откуда у Бориса деньги?», а потом уже статью «Кто и за сколько продал Россию?» — в вагон вошли контролеры. Взглянув на них, Павел тотчас полез в карман за деньгами. В прежние времена ему в подобных ситуациях чаще всего удавалось вывернуться, отговориться, отшутиться, но и контролеры в прежние времена были другие — пожилые располневшие тетушки или усатые старики в очках с надтреснутым стеклышком, словом, люди душевного, домашнего склада… Попадались, конечно, и вредные, цепкие, немилостивые, но таких вот — каменнолицых ражих молодцов в спецназовском камуфляже и с дубинками на плече не водилось в прежние времена.
Молча, с некоторой даже брезгливостью взяв положенный штраф и так же молча сунув ему замызганную квитанцию с неразборчивым штампом, контролеры двинулись дальше.
«Вот оно, число-то, где проявилось, — подумал Родионов. — Недаром томило меня предчувствие…»
Настроение читать газету пропало, он вздохнул, скользнул взглядом по лицам попутчиков и не обнаружив на них никаких эмоций, еще раз вздохнул и принялся глядеть в окно. Что-то насторожило его в заоконном пейзаже — убей Бог, не видел он прежде этой старинной, похожей на шахматную ладью, водонапорной башни из красного кирпича… Нехорошее подозрение шевельнулось в душе, но в эту минуту кто-то тронул его за плечо и, обернувшись, Родионов увидел людей в синей форме. Это снова были контролеры, на этот раз вполне классическая пара — коренастая пожилая тетка в мундире без погон и носатый унылый старик в очках.
— Брали уже, — сипло сказал Павел.
Старик недолго изучал квитанцию, предъявленную Родионовым, перевернул ее, понюхал, после чего возвратил и произнес неприязненно:
— Это не подлинник. Попрошу штраф.
Тетка в мундире с профессиональной предусмотрительностью встала сбоку, схватившись обеими руками за спинки сидений и перекрыла пути к бегству. Родионов затравленно огляделся — несколько «зайцев», пользуясь моментом, прорывались в дальний тамбур. Старик контролер сделал было движение в их сторону, но пересилил себя и остался стоять на месте, нетерпеливо перетаптываясь. Очки его блестели холодно и зло, и Родионов, поигрывая желваками, протянул ему последнюю сотню.
— Помимо штрафа, стоимость билета. — вредным голосом сообщил старик, выписывая квитанцию. — Пункт отправления? Станция назначения?
— Москва — Красный богатырь, — сухо и кратко ответил Павел.
— Это с Ленинградского надо было садиться, — так же сухо отозвался старик, возвратил сдачу и, оставив Родионова наедине с этой новостью, бросился вдогонку за ускользающими «зайцами».
Ничего, ничего, успокаивал себя Родионов, сойдя с поезда на первом же полустанке. Можно спокойно обмозговать детали предстоящего объяснения. Главное, во всяком случае, сохранять хладнокровие…
Однако сохранить хладнокровие оказалось не так-то просто. К пущей его досаде обратная электричка, как выяснилось из расписания, прибывала только через два часа.
Первым сердечным движением Павла Родионова было — хватить со всего размаху сумкой о бетонный край платформы, и может быть, именно так он и поступил бы, но пережитая им в этот день полоса мелких и пакостных неприятностей в какой-то мере подготовила его к философскому восприятию несовершенств окружающего мира. Так приведенный в отделение милиции какой-нибудь подвыпивший доцент в первую минуту кипит и возмущается порядками, требует правды, справедливости и адвоката, но проходит некоторое время и он успокаивается совершенно, привыкает к обстановке, располагается поудобнее, выясняет, где сортир и умывальник, словом, становится мудрее, ибо понимает, что есть вещи на свете, повлиять на которые не в человеческих силах.
