По совершенно непонятной причине ему вдруг не захотелось уходить. Наверное, просто потому, что захотелось узнать о ней больше, например, о ее склонности выглядывать из окон или, крадучись, бегать по саду среди ночи. Однако, желая сменить тему разговора, он указал кивком на ее этюдник:
– Что вы рисуете?
– Ваш фонтан. – Взгляд Сары переместился на статую богини. – Это римская Флора, не так ли?
Мэтью удивленно вскинул брови. Пусть он не очень хорошо разбирался в растениях, зато мифологию знал превосходно. И судя по всему, мисс Сара Мурхаус тоже хорошо ее знала.
– Думаю, что до этой минуты никто еще не пытался определить, кто она такая, мисс Мурхаус.
– Вот как? Но весенние розы, падающие с ее губ, являются очевидным признаком. К тому же где еще можно поставить статую богини цветов, как не в саду? Хотя она занимает сравнительно незначительное место в римской мифологии, Флору я люблю больше, чем всех прочих богинь.
– Почему?
– Она является также богиней весны – времени года, дорогого моему сердцу, поскольку оно символизирует возобновление жизненного цикла. Я каждый год отмечаю ее праздник.
– Флоралию? – спросил Мэтью.
– Вы о нем знаете? – удивилась Сара.
– Знаю, хотя никогда его не праздновал, – признался он. – И что вы при этом делаете?
Его интерес явно удивил ее.
– По правде говоря, веду себя довольно глупо. Устраиваю небольшой приватный пикник в саду.
– Глупо? По-моему, от этого веет покоем. Приватный? Вы празднуете одна?
Она покачала головой, от чего из прически выбилась еще одна прядь.
– Не одна. Вместе со мной празднуют несколько избранных друзей. – За стеклами очков блеснули озорные искорки, а на щеках образовались ямочки. – Конечно, приглашение на праздник удается раздобыть не каждому. Не каждый удостаивается чести сидеть на фамильном одеяле Мурхаусов и участвовать в трапезе, которую готовлю я сама.
– Вы готовите трапезу?
Она кивнула:
– Экспериментировать на кухне – это еще одна моя великая страсть.
– Мне показалось, будто вы сказали, что вашей великой страстью являются цветы?
– Можно иметь несколько страстей, милорд. Я люблю, например, находить новые применения многочисленным травам, ягодам и овощам, которые выращиваю.
Мэтью попытался скрыть свое удивление по поводу того, что молодая аристократе? вообще знает, где находится кухня, потом вспомнил, что она не принадлежит к титулованной знати. Ее отец – не то управляющий имением, не то врач. Титул ее сестры был результатом замужества.
– И вы умеете хорошо готовить?
– От моей стряпни никто еще не умирал. – Сара усмехнулась и добавила: – Пока.
Мэтью чуть было не фыркнул, что его крайне удивило. И понял, что очень давно по-настоящему не смеялся.
– Расскажите о том, что вы готовите для избранных гостей, приглашенных на празднование флоралии.
– Меню каждый год меняется в зависимости от состава гостей. В этом году я приготовила для себя пирожки с мясом и сдобные лепешки с черничным вареньем, а на десерт – пирожные с клубникой.
– Звучит заманчиво. А для гостей?
– Сырую морковку, черствый хлеб, косточку от окорока, теплое молоко и ведро помоев.
– Это уже не так заманчиво. И вы утверждаете, что от этого еще никто не умер?
Она рассмеялась:
– Это настоящие Деликатесы, если учесть, что почетными гостями являются кролики, гуси, моя собака Дездемона, выводок котят и свинья.
– Понятно. Я полагаю, что свинья – это настоящий поросенок, а не просто человек с дурными манерами?
– Вы правильно поняли. Пусть даже ведро пищевых отходов приготовлено специально для нее, она умудряется слопать хотя бы одно из моих клубничных пирожных.
– Если бы мне пришлось выбирать, я поступил бы точно также. У вас весьма интересный круг друзей.
– Они мне преданы и всегда рады видеть меня, особенно если я делюсь с ними клубничным пирожным.
– А лошадей в гости не приглашаете?
Она покачала головой:
– Нет. Я их боюсь.
– Лошадей? – удивился он.
– Нет, клубничных пирожных. – Она снова усмехнулась. – Конечно, лошадей. Я люблю их только тогда, когда они находятся не менее чем в двадцати футах от меня.
– Это, должно быть, очень осложняет прогулки верхом?
– Что правда, то правда. Верховая езда явно не относится к числу моих страстей.
Мэтью кивком указал на блокнот Сары:
– Можно мне взглянуть на рисунок?
– Это всего лишь черновой набросок. Я только начала работать.
Поскольку смотреть на ее черновой набросок было гораздо безопаснее, чем позволить разговору вернуться на зыбкую почву обсуждения разновидностей растений, о которых он прежде даже не слышал, он сказал:
– Ничего. Покажите, если не возражаете.
Сара сжала губы, от чего на щеках ее появились ямочки. Ей явно не хотелось показывать рисунок, но и не хотелось обидеть отказом хозяина. Господи, рисунок, должно быть, и впрямь ужасный! Ну что ж, он взглянет на него, пробормочет что-нибудь ободряющее и, извинившись, уйдет. Он наверняка исполнил свой долг, вежливо поговорил с ней, вполне достаточно узнал о ней. Ему не хотелось вызывать у нее подозрение, продолжая разговор, который и без того слишком затянулся.
Она протянула ему блокнот с чрезвычайной осторожностью, словно боялась, что он ее укусит, но его это не обидело, а скорее позабавило. Обычно женщины с излишней готовностью исполняли то, что он просил. С мисс Сарой Мурхаус дело явно обстояло по-другому.
Мэтью взял листок и взглянул на него. Потом поморгал и повернул рисунок так, чтобы лучше рассмотреть его в мягком предрассветном освещении.
– Рисунок просто превосходен, – сказал он, не скрывая удивления.
– Спасибо, – сказала она, не менее удивленная, чем он.
– Если вы это называете черновым наброском, то хотелось бы увидеть, что, по-вашему, считается законченным рисунком. Детали, которые вам удалось схватить, особенно вот здесь… – Он подошел ближе и остановился совсем рядом с ней. Держа рисунок в одной руке, он указал другой рукой на лицо Флоры: – Вам удалось потрясающе правильно уловить выражение ее лица. Наверное, она вот-вот улыбнется. Я почти чувствую, как она оживает.
Мэтью повернулся и посмотрел на Сару. Взгляд его скользнул по ее профилю, отметив короткий прямой носик, который казался слишком маленьким, чтобы поддерживать очки в металлической оправе, и нежную округлость щеки, чуть испачканной угольным карандашом.
