Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Запивая бутерброд с икрой сладким кофе, Нодар учил актрису жизни:
– Одна икринка – ничто, много – деньги. Деньги – это независимость, а ты о каком-то чуде искусства говоришь, за него денег не дают. Меня шкаф не пропускает, а тебя – пожалуйста, это – чудо. Сейчас съем бутерброд, потом захочу тебя съесть, ведь тоже чудо?
Нодар был дикий, но пылкий, она его любила.
Меж тем в театр пришел молодой режиссер и поставил «Гамлета». Катя сыграла Офелию. К ней пришла слава, ее даже выбрали в общественный совет города по культуре. Нодар прожил с Катей год, потом стал пропадать на неделю-другую, объяснял отлучки тем, что расширяет бизнес. По театру поползли слухи, что Нодар сошелся с Лилей, барменшей из трактира «Любава». Катя слухам сперва не верила. Зато теперь подолгу сидела на берегу моря, куталась в соболий палантин, смотрела на закат и не спешила к тетке. Давным-давно, в интернате, они с подругой Алей читали по ночам вслух их любимую сказку Андерсена «Русалочка». На душе тогда становилось тепло и хотелось плакать.
В Старгороде, меж тем, опять произошли перемены: режиссера сманили в столицу. Пришел новый человек, поставил «Грозу», в постановке места Кате не нашлось. Катя закатила истерику в гримерке, по поводу которой завидовавшая ей коллега съехидничала: «Что ж теперь, с обрыва бросаться? Тебя вот икра прокормит». Вечером явился пьяный Нодар, грязно лапал ее и клялся в любви. Катя выставила его за порог. Ночью она изрубила шкаф топором.
На другой день ее вызвали в мэрию на заседание совета по культуре. Мэр рассказал: министерство приняло решение строить объездную дорогу, что для города равносильно приговору, федеральная трасса, проходившая через Старгород, долгие годы его кормила. Специальный пиарщик, выписанный из Москвы потребовал срочно создать нечто специфическое, с местным колоритом, типа «Музея мыши» в Мышкине.
Вскоре отмечали день города. Катя выступала на детской площадке в роли Дюймовочки. В толпе стояли Нодар с барменшей, они обнимались и в сторону актрисы не глядели. После спектакля Катя прошла сквозь толпу гуляющих к каналу. Вскочила на гранитную плиту набережной и бросилась в воду.
Холодцовая превратилась в русалку. Известный фотограф, бог весть как оказавшийся в Старгороде, заснял нечто, похожее на ундину, отдыхающую на лунной дорожке. Странное фото облетело весь мир. Номера в наших гостиницах теперь бронируют загодя. Вечерами туристы толпами бродят по набережным, но Катя не сильно их жалует, за последние три года ее видели лишь дважды.
Японские ученые предложили мэру бешеные деньги за разрешение провести исследования.
– Катя нас от смерти спасла, а мы ею торговать? Как там, кстати, этот Нодар? – спросил мэр у заместителя.
– Гвозди на базаре продает, Лилька его бросила.
– И поделом!
В «Старгородском глашатае» появилась статейка о том, что московскому пиарщику отвалили за раскрутку брэнда «Русалка» три миллиона рублей, но кто верит желтой прессе.
Пришедшие в негодность набережные каналов отреставрировали, покрыли новым гранитом и поставили фонари. Катей в городе гордятся, девчонки бросают в канал записки с пожеланиями, некоторым, говорят, помогает.
Счастье
До сорока лет Генка успешно гонялся за селедкой по северным морям. Беда пришла неожиданно: когда он был в море, от него ушла жена, а на берегу вскрылась обычная для отрасли махинация, и нашего старпома списали на берег. Еще тяжело заболела мать. Генка пошел работать продавцом в мурманский магазин «Рыбалка». Так же дотошно, как искал в морях селедку, он изучил проспекты фирм, выпускающих аксессуары для любительского лова, и стал незаменимым специалистом. В выходные он срывался на окрестные водоемы и за десять лет изучил их так, что они ему порядком надоели.
К пятидесятилетию Генка сделал себе подарок – купил путевку на турбазу «Трехречье», что стоит на озере, в пятнадцати километрах от Старгорода. Генка попал в первый заезд, чем впоследствии гордился. Пять лет он ездил только на «Трехречье» – три раза в год, и по праву заслужил там кличку «Генка Мурманский», что выделяло его из общей массы фофанов, приезжающих купаться и развлекать своих женщин. Костяк базы – отставные бойцы «Альфы», офицеры ГРУ, успешные бизнесмены от ВПК были круче и намного состоятельней Генки, но его экипировка была не хуже. Он выезжал с базы перед рассветом, а возвращался в вечерней темноте, пропустив обед и ужин, даже когда рыба ни у кого не ловилась, Генка умудрялся привезти приличный улов. Он был создан ловить рыбу, как легавая создана охотиться на болотную дичь.
После ужина все собирались в каминном зале около бильярда, Генка сидел чуть в стороне, взгляд его блуждал по стенам, играл он плохо, а проигрывать не любил. Выпивал он умеренно, а выпив, признавался, что ничего так не ждет, как оказаться здесь снова. Рекордного судака на 10. 400, кстати, поймал Генка Мурманский. Его тут уважали, приходили за советом относительно снастей, заказывали ему новейшие прибамбасы, которые он продавал своим по оптовым ценам. Одно сильно его задевало – вся бильярдная была увешана фотографиями рыбаков с пойманными трофеями. Его же фото почему-то отсутствовало, хотя в первый же год он побил старый рекорд Сашки Пугача и взял сома на 79 кило. А через год Касым с Бородой вытянули из Бабкиной суводи чудовище на 84 и тут же удостоились трех фотографий при входе!
Друзей в Мурманске у него не было, он жил мечтой о «Трехречье»: ветер в лицо, буруны на озере у мелкого берега, цапли, стоящие в камышах, тихие речные заводи, глубокие омуты, где под ивами спят сомы. Генка бредил рекордным чудовищем за сто килограмм, знал, где и как будет его ловить, но никому о своей мечте, боясь сглаза, не рассказывал. Стоя за прилавком в Мурманске, меняя памперсы больной матери, он закрывал глаза и упивался картинами грядущей победы.
Генка верил в свое счастье. Но жизнь снова поставила подножку. Сперва умерла мать. Генка похоронил ее и заскучал. Выглядеть он стал неважно: круги под глазами, землистый цвет лица, хозяин магазина погнал его к знакомому врачу в ЦКБ. У Генки обнаружили лейкемию.
– С таким диагнозом живут долго, – сказал врач и тут же настучал хозяину. Тот немедленно уволил Генку из магазина, выдав, правда, премию в двадцать пять тысяч рублей.
Уволенный Генка шел домой и почему-то не думал, как обычно, о рекордном соме. Забрел в киоск «Связного», зачем-то оплатил через терминал мобильный, нажал на кнопочку с эмблемой «Билайна», получил чек. Звонить ему было некуда и некому. Вдруг среди знакомых эмблем мобильной связи и Интернет-провайдеров он углядел незнакомый символ: выпрыгнувший из воды лосось над солнечным диском. Под рисунком строгими прямыми буквами было написано: «Счастье». Генка сунул в щель тысячную, автомат плавно втянул ее, проурчал и выдал чек с надписью: «Оплата произведена, спасибо!».
Через час ему позвонил хозяин «Трехречья» Егор. База купила круизный катер, Генке предлагалось стать его капитаном. Егор торопил, но Генка для солидности выторговал неделю на сборы. Приезжая с рыбалки, он собирал сумку с вещами и тубусы с удилищами уже через три дня, как только белье просыхало после стирки. Они и сейчас ждали своего часа в чулане. Дома он запил кефиром таблетки, прописанные врачом, посмотрел на часы – на самолет он успевал. По дороге в аэропорт заехал в «Связной», но терминала там не было.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
