Реджи охотно согласился бы и на участь своих друзей. Маркус и его жена сошлись далеко не по любви, брак был заключен под угрозой финансового краха, но неожиданно в нем родились подлинные чувства. А приятель Реджи, маркиз Хелмсли, вовсе не собирался жениться, пока не встретил леди, которая безраздельно завладела его сердцем.
Так неужели счастливый брак — недостижимая мечта?
По крайней мере для него, Реджи, — да. Вероятно, ему давно пора удовлетвориться тем, что предлагает судьба. Уже в этом светском сезоне он вполне может жениться. Выбрать одну из юных дебютанток, а со временем придет и привязанность, и, может, даже любовь.
— Прости, что прерываю твои раздумья, — произнес Маркус, — но куда мы идем?
— Куда? — Реджи спохватился и огляделся. Он и не заметил, как они вышли к дороге.
— Даже если ты задумал совершить долгую пешую прогулку через всю страну, вряд ли завершить ее удастся за одно утро. — Маркус заглянул в глаза друга. — Знаешь, когда ты так погружаешься в мысли, мне становится не по себе. В такие минуты ты сам на себя не похож.
— Извини, — сухо ответил Реджи.
— Да нет, не принимай близко к сердцу. — Маркус пожал плечами и посерьезнел. — Жаль, что ты не видишь себя со стороны — так, как видят другие. Ты даже не пытался.
Эти слова заставили Реджи вновь надолго задуматься. Маркус знал его лучше, чем кто бы то ни было, но в данном случае ошибался: насчет себя Реджи не питал иллюзий. У него есть положение в обществе, есть неплохое состояние, он не уродлив внешне. Но этим его достоинства исчерпываются, в остальном он прост и зауряден. В опере он был бы одним из хористов. На сцене произносил бы единственную реплику: «Кушать подано». В романе занимал бы место второстепенного персонажа. Такова его участь, так распорядилась судьба.
Но поддаваться унынию он не желал.
Реджи вдруг улыбнулся:
— Маркус, ты всегда был склонен к философствованию, но в такую рань — никогда.
Маркус на миг растерялся, не зная, что сказать, потом тоже улыбнулся:
— Сам не понимаю, что на меня нашло. Впредь буду за собой следить. А что касается сегодняшнего утра… — Маркус обернулся и кивнул в сторону толпы. Собравшиеся обступили столы, весело смеялись и громко переговаривались. Ветер подхватывал и уносил обрывки фраз. — Я голоден и не прочь узнать, где обретается моя жена. Предлагаю присоединиться к пиршеству. И потом, — с лукавой усмешкой добавил он, — в этой толпе наверняка найдется немало юных леди, готовых пасть к ногам блистательного лорда Беркли.
— Пресловутого лорда Беркли, — поправил со смехом Реджи, и Маркус поддержал его. К остальным они вернулись, шагая бок о бок и в ногу, как обычно.
И правда, почему бы не порадоваться триумфу? В конце концов, Реджи выиграл скачку и заслужил восхваления, полагающиеся победителю. Его переполнило непривычное ощущение удовлетворенности. Да, человек он ничем не примечательный, но, возможно, об этом знает только он сам.
А пока он — пресловутый лорд Беркли и вполне доволен этим.
Глава 3
Матерей — дарительниц жизни, хранительниц наследия и так далее — следует чтить и оберегать. И чаще, чем хотелось бы, мириться с ними, как с неизбежным злом.
Маркус, граф Петшнгтон
— Где тебя так долго носило? Я жду уже несколько часов!
— Правда? — Реджи рассеянно протянул шляпу и перчатки дворецкому Хиггинсу, который служил в доме с тех пор, как Реджи себя помнил, и перевел взгляд на младшую сестру.
На площадку изогнутой лестницы, нависающую над холлом Беркли-Хауса, Люси вылетела эффектно, как опытная актриса — или шестнадцатилетняя девушка, которой не терпится повзрослеть.
— Ты себе не представляешь, что мне пришлось вынести! — Люси поникла у балюстрады, шумно вздохнула и сценическим жестом поднесла ладонь ко лбу тыльной стороной. — Это было ужасно, поистине ужасно!
Реджи вопросительно скосил глаза на Хиггинса, тот еле заметно развел руками, но промолчал.
— Ладно, выкладывай: что у тебя стряслось сегодня? Помнится, на прошлой неделе ты убивалась оттого, что в этом году матушка запретила тебе выезжать в свет.
Люси вскинула подбородок. #
— Мне скоро семнадцать!
— Тебе едва минуло шестнадцать — вот и веди себя как подобает. Вчера, если мне не изменяет память, ты скандалила из-за какого-то платья — слишком откровенного и почти неприличного для благовоспитанной девушки твоих лет.
— Я выгляжу совсем как взрослая. — Люси откинула со лба прядь волос. — Так все говорят.
— Лучше бы молчали, — пробормотал Реджи и продолжал: — А вчера вечером ты закатила истерику только потому, что тебя не пустили на сегодняшние скачки.
— Это было несправедливо, и ты это прекрасно знаешь! — Люси нахмурила колючие бровки. — Ты победил?
— Разумеется.
— Отлично! — Девушка с торжествующей улыбкой переглянулась с Хиггинсом.
Губы старого дворецкого дрогнули, но лицо осталось невозмутимым.
Реджи понизил голос и шагнул к Хиггинсу:
— Она опять заключала пари с прислугой?
— Ничего подобного я бы не допустил, — высокомерно заверил Хиггинс.
Реджи этот ответ не убедил.
— Значит, вы сделали ставку по ее просьбе? Хиггинс вытаращил глаза в притворном ужасе.
— Ладно тебе, Реджи, — поспешила вмешаться Люси, подходя к брату. — Леди вправе позволить себе небольшие расходы. И потом, сейчас нам не до пустяков. У нас беда. — Она тяжело вздохнула. — С мамой.
— А что с мамой? — Реджи прищурился.
— Леди Беркли в постели, милорд, — с обычной невозмутимостью пояснил Хиггинс.
— Почему? — Реджи перевел взгляд с Хиггинса на сестру. — Заболеть она не могла. За всю жизнь мама не проболела ни единого дня.
— Она не просто больна. Она… она… — У Люси задрожала нижняя губа.
— Леди Беркли говорит, что она при смерти, милорд, — уточнил Хиггинс.
— При смерти? — Реджи недоверчиво покачал головой. — Не может быть. Вчера она была совершенно здорова.
— А сегодня лежит на смертном одре! — Глаза Люси наполнились слезами. — Скоро мы осиротеем…
— Чушь. — Реджи повернулся к дворецкому: — За врачом посылали?
Хиггинс кивнул.
— Доктор Хопвуд уже приезжал и уехал.
— И что?
— И заявил, что причин для опасений нет. Невежественный шарлатан! — Люси презрительно фыркнула. — Мама тяжело больна! Это любой поймет!
Реджи поднял бровь.
— Это правда, Хиггинс?
— Трудно утверждать наверняка, милорд. — Дворецкий осторожно подбирал слова. — Нельзя пренебрегать мнением уважаемого доктора, и хотя ее сиятельство сегодня необычно бледна, это не мертвенная бледность…
