Вполне вероятно, что Белла научилась писать во Франции, а не в Испании, потому что в детстве, хотя она и числилась в деревенской школе, где была учительницей ее крестная мать Хосефа Коусиньо, ей больше нравилось танцевать, чем ходить на занятия. Приведенное же письмо, напротив, написано по-испански без ошибок: возможно, в этом случае в качестве «секретаря» выступал кто-нибудь из соседей по рю Де Англетер, какой-нибудь эмигрант, живший в те годы в Ницце.
Возвращаясь к содержанию письма, хочу обратить внимание на то, что его презрительный или раздраженный тон соотносится с другими сведениями, полученными от племянницы Беллы Отеро. По словам доньи Элены Отеро, мать Беллы жаловалась, что дочь никогда не заботилась о ней, даже в годы ее наивысшей славы. Эти жалобы, по-видимому, справедливы, потому что до самой смерти в 1903 году мать Каролины Отеро прожила в той же лачуге, где родилась Белла, – убогой постройке в тридцать шесть квадратных метров. Как было принято тогда, семья – мать с шестью детьми (двумя девочками и четырьмя мальчиками) – ютилась в верхней части жилища, а свиней, овец и, возможно, корову держали внизу, чтобы они нагревали верхний этаж. Дома этого ныне уже не существует, но подобные лачуги можно увидеть на той же улице, которая, кстати, недавно была названа именем знаменитой землячки.
Возможно, какой-нибудь давней обидой можно объяснить равнодушие Беллы к своей семье, особенно к матери, которую она весьма неприязненно описывает в мемуарах. Каролина обвиняет мать в супружеской неверности, злобности, ревнивости и легкомыслии. Единственный раз в жизни признавшись, что была жертвой изнасилования, Белла укоряет мать, даже не навестившую ее за несколько месяцев, проведенных в больнице. Такое отношение Каролины, судя по всему, вызвано стремлением забыть тяжелое детство и желанием сохранить способствовавшую артистическому успеху легенду о ее происхождении – что она андалуска и дочь цыганки. Нет свидетельств, что Агустина когда-либо была в Вальге после того, как покинула ее в двенадцатилетнем возрасте. В интервью мадридской газете «Дьярио илюстрадо» Белла, находившаяся в зените славы, сообщила, что собирается поехать на родину, дабы «понаблюдать за работами по возведению роскошного особняка для матери». Однако нет достоверных сведений, что она действительно приезжала в Галисию, а особняка, естественно, не было и в помине. С другой стороны, некоторые жители деревни вспоминают, будто слышали рассказы о том, что однажды Кармен Отеро ездила в Париж, где встречалась со знаменитой дочерью. Мало того, в разделе «Путешествия» газеты «Фаро де Виго» от 19 июня 1895 года наряду с известиями о приезде или отъезде разных знаменитых людей появилась заметка, озаглавленная «Мать танцовщицы Отеро»:
«Позавчера мимо станции города Редондела, в поезде на Мадрид и Париж, проехала мать знаменитой Беллы Отеро, о которой столько говорят в последнее время. Она путешествует в традиционной одежде своей родины».
Однако все же сомнительно, что эта поездка действительно состоялась. Трудно поверить, что Каролина пригласила мать в Париж, а потом, будучи одной из богатейших женщин своего времени, позволила ей вернуться в нищету, в лачугу со свиньями и овцами. Кроме того, племянники Беллы отрицают существование какой-либо связи между матерью и дочерью, как и факт получения ею от Каролины шелковых чулок, которые, как утверждает один биограф, все еще где-то хранятся, как свидетельство того, что по крайней мере один раз в жизни Белла сделала подарок матери. Существуют даже фотографии этих чулок: я не публикую их в книге, потому что они вовсе не походят на французские чулки. Несмотря на это, вышеупомянутый биограф утверждает, что мать Отеро отдала их врачу, так как ей нечем было заплатить ему за визит.
Еще одно доказательство неприязненного отношения Каролины к своей семье содержится в мемуарах: в этом случае главным героем выступает брат Адольфо, будто бы посетивший ее в Париже. Белла отделалась от, вероятно, обременительного присутствия брата весьма оригинальным способом. После ссоры с одним из любовников, русским князем Пириевским, она потребовала, чтобы тот в доказательство любви к ней сопровождал ее брата Адольфо, человека авантюрного склада, на войну с бурами.
Через год, 29 июля 1900 года, в газете «Вердад», издававшейся в Сесуресе, в разделе «Путешествия» было опубликовано известие о возвращении «героя»:
«[…] Адольфо Отеро, раненный пулей в ногу, получил два месяца отпуска, чтобы излечиться от полученных ран. Сесурес приветствует его».
Вероятно, в семье Отеро все были большими выдумщиками: как рассказывает Каролина в мемуарах, князь Пириевский и ее брат даже и не думали отправляться в Трансвааль. «Сходя с ума от беспокойства, я в конце концов узнала, – пишет она, – что Пириевский и мой брат находились в полной безопасности и проводили время в кутежах по всем увеселительным заведениям Лоренсо Маркеса».
Конечно, эти сведения – всего лишь любопытные, но ничего не значащие анекдоты, но мне кажется, они помогают лучше узнать нашу героиню и понять еще одну интересную вещь. Очень странно, что жизнь человека, исчезнувшего так недавно – в 1965 году, может стать объектом стольких мифов и выдумок. Приехав в Вальгу, сталкиваешься не только с противоречащими друг другу версиями, но и с десятками вымышленных историй. Возможно, что возникновение стольких легенд связано с тем, что до недавнего времени жители Вальги стыдились распутной жизни своей землячки и отказывались говорить о ней. Так наряду с умолчанием и возникли все эти истории. Приведу одну из них, красноречиво пересказанную мне жительницей Вальги. По словам этой женщины, ее тетя примерно в 1891 году, когда Белла Отеро была уже знаменитой, увидела неподалеку от деревни закрытый экипаж с зелеными занавесками, в котором, как оказалось, ехали Каролина и русский князь. Экипаж не въехал в Вальгу, а «остановился перед моей тетей (она была швеей), и Белла попросила ее об одной услуге – она хотела, чтобы из ее красного бархатного плаща сшили покрывало для Святого Роке, чтимого в церкви Сан-Сальвадор в приходе Сетекорос». По свидетельству рассказчицы, ее тетя так и сделала, приведя, насколько это было возможно, парижский плащ в соответствующий вид, однако священник прихода Сетекорос наотрез отказался украшать этой накидкой Святого Роке. Кстати сказать, у скромной гипсовой статуи святого имелось покрывало, также из гипса, так что бархатное выглядело бы на ней весьма нелепо.
Любому человеку, приехавшему в Вальгу, расскажут десятки подобных историй, утверждая, что услышали их от очевидцев. Кто-то уверяет, будто его бабушка просила милостыню вместе с Беллой, другой клянется, что его прадед был первой и единственной любовью Нины, а кто-то ссылается на своего родного дядю, видевшего, как она украла у соседки юбку, потому что была совсем бесстыжая. Однако единственная история, в достоверности которой мне удалось убедиться в Вальге, достойна пера Гарсии Маркеса. Вот эта история, и я бы назвала ее «Блестки священника Каррандана».
Блестки священника Каррандана
Эта история, кстати, опровергающая обвинение в скупости, выдвигаемое против Беллы ее родственниками приводится в книге «Ужасное детство Беллы Отеро», написанной Боробо – человеком, больше всех знающим о Каролине (или по крайней мере самым честным из знающих). Этот автор в течение многих лет собирал сведения об Отеро, и именно он установил, что в годы своей славы Белла переписывалась со священником из родной деревни, братом ее крестной. Здесь необходимо сделать небольшое отступление и объяснить, что, как можно убедиться по свидетельству о крещении, у Каролины Отеро не имелось не только официального отца, но и крестного, а ее крестной матерью была Хосефа Коусиньо, девушка из богатой семьи, где мать Беллы работала служанкой. Хосефа всегда заботилась о Нине. Доказательством может служить то, что в полицейском отчете об изнасиловании записано: девочка звала на помощь не свою мать, а «крестную». Именно Хосефа выбрала имя для новорожденной, назвав ее Агустиной – в честь родоначальницы семьи Коусиньо.
