– Хотите писать ножом, сэнсэй?
– С чего вы взяли?
– У вас было такое лицо – серьезное или даже скорее невинное.
– Нож необычный.
– А что именно, спрашивать бесполезно, да? Вы ведь все равно не знаете. Уже за полдень перевалило. Не проголодались?
– Уже? Заработался.
– Я тут крокетов захватила и сандвичей. Составите компанию? На вилле обедом не кормят, а одной в ресторан идти не хотелось, вот я и решила забежать в супермаркет да взять что-нибудь готовое. А потом увидела вас на террасе.
– Спасибо. Теперь не придется ехать в город.
Я выплеснул в сад воду из ведра и занес с дом точильные камни. Тщательно прополоскал горячей водой почерневшие пальцы, вынул из холодильника пару банок пива вышел на террасу.
– Не рановато?
– Снова звезды тянет считать. Сейчас, если не выпить, начну измерять ветчину в сандвичах.
Крокеты с кремом были еще теплыми. Я пил пиво, Акико – апельсиновый сок.
– Значит, думаете стать художницей.
– Нет, я просто хочу рисовать.
– Понятно.
– А вы, похоже, одобряете. Думаете, если постараться, у меня получится?
– Не знаю. Я и не собирался, а вот стал.
Солнце окрасило пушок на лице Акико золотом.
– Мне нравится.
– Что именно?
– Вот так сидеть, как влюбленная парочка, и есть сандвичи. Еще не приходилось мне жалеть об упущенной молодости.
– Покажите свою мастерскую, – неожиданно попросила Акико.
– Да там и показывать-то нечего. Смотрите, если так хочется.
Я взял сандвич с картофельным салатом. Еды тут оказалось вдоволь на двоих, хотя Акико говорила, будто случайно оказалась рядом.
– А почему вы пишете абстракции? Не сочтите за грубость, я ваших работ не видела, но как-то это…
– Просто не хочу подменять вещами то, что творится на душе.
– Вы изливаете на полотне душу?
– Что я вам вчера говорил? Как только начинаешь облекать мысль в слова, она теряет смысл. Для художника попытки объяснить, что да почему, вообще бессмысленны.
Я потянул колечко на второй банке пива. Умял два крокета и четыре сандвича. На сытый желудок больше двух банок я бы не осилил.
– Я приберусь. А потом все-таки взгляну на вашу мастерскую.
Акико убрала оставшиеся сандвичи в полиэтиленовый пакет.
– Мусор раскладываете для сортировки?
– Да, там в доме два пакета. Пустые емкости в прозрачный – это смотрительша мне уже устала объяснять.
Акико зашла в дом.
Посасывая сигарету, я рассматривал отточенный нож.
Нож был крепкой закалки, как японский меч. Не знаю, чем именно он отличался от прочих ножей, но резал действительно отменно.
Вернулась Акико и принялась наблюдать за моими действиями. Я спрятал нож в футляр.
– Это что у вас?
– В смысле в мастерской?
– Вы замазали холст углем.
– У меня свои методы, и я не собираюсь выслушивать замечания. Как хотел, так и рисовал. Просто получилось черно, вот и все.
– Там под чернотой что-то проглядывает. Просто интересно, что это такое.
– Я и сам не знаю.
– Не рисовали ничего конкретного.
– Нет, что-то я рисовал.
– Так что же?
– Не знаю. Рисовал, что видел. Другие не видят, а я вижу. Наверно, поэтому художники рисуют.
– Предположим, вы пишете натюрморт. Например, вазу какую-нибудь. Вы что же, не видите, что ваза это ваза?
– Ваза – она и есть ваза, что с нее взять?
– А для вас, судя по всему, это нечто другое?
– Вы вынуждаете меня повторяться. О таких вещах не говорят, иначе можно окончательно все переврать. Это рисунок – и точка.
Я улыбнулся, а Акико, напротив, казалось, разозлилась. Не понимаю почему. Ввалилась в мою мастерскую и устраивает допрос. Как еще прикажете реагировать?
Я сунул в зубы сигарету и указал на пакет, который гостья держала в руках.
– Только не перепутайте. Смотрительша мне этого не спустит. А когда закончите, можете идти.
– Вы говорили, что собираетесь в горы.
– Попозже. Я только что поел.
Поскольку в город на обед ехать не пришлось, я сэкономил уйму времени.
Постругаю лучинку отточенным ножом, тогда и пойду.
5
Я устроился на пассажирском сиденье, и «ситроен» шустро сорвался с места. В машине не трясло.
– Эх, понесли, залетные! – басовито гикнула девушка. На ней была бежевая пуховая куртка, из-под которой выглядывал простоватенький свитер чайного цвета, и вельветовые брюки цвета палой листвы. Меховая шапка и носки дополняли гармоничное сочетание. В целом создавался шикарно-утонченный образ.
– Сколько времени утекло.
– Вы о чем?
– Давненько не ездил с молоденькой компаньонкой. Здорово, что не надо самому рулить. Сидишь, пейзажами любуешься.
– Не знала, что вам нравятся пейзажи.
– По правде, я и сам не знал. Тут вся прелесть в сочетании: едешь с женщиной, сидишь на пассажирском месте, смотришь в окно.
Мы выехали из курортной зоны и свернули на дорогу, бегущую через город. Из приборной панели горизонтально торчал рычаг переключения передач с круглой ручкой на конце. Крепко в него вцепившись, Акико толкала и тянула, переключая передачи.
– Для зимы подходящая машина. Тут печка дельная.
– В любой машине есть печка.
Мы взбирались по склону в противоположном направлении от города. Дорога пролегла на высоте тысяча восемьсот метров над уровнем моря. На такой высоте, наверно, окоченеешь от холода.
– А тут озеро есть.
– Вернее сказать, большой пруд.
– Вам обязательно на все фыркать?
Я пожал плечами и сунул в губы сигарету. Акико кивнула на пепельницу. Вытянув ее, я увидел два окурка со следами розовой помады.
– Ну вот, вы меня раскусили.
– Ментоловые «Мальборо»?
– В моем возрасте рано курить. Я завязала, а три месяца назад, когда меня бросил приятель, снова начала. Не ожидала от него такого.
– Любовь зла, правда?
– А кто тут говорил про любовь?
