— Жил-был когда-то на свете великий царь, и очень ему хотелось ребенка. Он молился долгие годы, и вот однажды родилась у него дочь. И превратилась она в красивую, умную женщину, но ни один мужчина не смел попросить ее руки. Тогда отец отправил дочь в путешествие, наказав отыскать мужа, достойного ее чар.
Мизинчик знала эту историю о Савитри из Махабхараты. Принцесса встречает благородного принца, который умрет через год. Она влюбляется и выходит за него замуж. В последний день его жизни они приходят в лес, где Яма, бог смерти, вынимает из тела мужа его душу. Не в силах расстаться с любимым, принцесса решительно преследует Яму по густым зарослям куманики и безлюдным местам. Наконец, уже на границе царства. Яма берется исполнить любое ее желание, но отказывается вернуть мужа к жизни. «Тогда подари мне много детей, — просит она, — и пусть отцом их будет мой супруг».
— Господь Яма усмехнулся: все-таки его перехитрили, — закончила Маджи. — «Ступай, — сказал он, — ты воскресила его». Она побежала обратно в лес и нашла там своего мужа: он словно очнулся от долгого сна. Они возвратились в его царство и правили вдвоем всю оставшуюся жизнь.
Мизинчик смущенно улыбнулась.
— Вот видишь, — добавила Маджи, подводя разговор к замужеству, — жена должна быть отважной, особенно если дело касается жизни мужа.
Мизинчик вспомнила свое признание Нимишу: ночью она думала не о нем, а о собственном счастье. И даже запретную дверь отперла с горя.
— Маджи, — неожиданно спросила она, — а почему ту дверь запирают на ночь?
Маджи горестно посмотрела на нее:
— Есть вещи, о которых лучше молчать.
Мизинчик потупилась. Видеть, как печалится бабка, было нестерпимо, и она больше не стала настаивать. Потому-то Мизинчик редко расспрашивала бабку о своей матери, хотя вопросов хватило бы на целую жизнь.
Маджи дотронулась до ее щеки:
— А теперь ступай — скоро придет дарзи[33]с твоими новыми нарядами. Возьми ключи и достань деньги из комода.
Из-за пояса у Маджи обычно торчала тяжелая связка из разукрашенного серебра, на нее были плотно нанизаны две дюжины ключей, похожих на орудия пытки. Все ценные вещи, даже одежда и древние беспошлинные товары из-за границы, хранились в бунгало под замком — на случай грабежа, ну и чтоб не вводить в соблазн прислугу. В каждой комнате было по несколько шкафчиков, каждый со своим ключом, и Маджи почти всегда носила связку с собой, если, конечно, не посылала Мизинчика с поручением. Даже во сне Маджи надежно прятала ключи под подушкой.
Китайские шкафчики скрипели, не желая открываться. Там хранились старые штаны из «Рэймонде Шопа»; коробка с глиняными лампадками, слегка пахнущими горчичным маслом; пожелтевшие письма, перевязанные бечевкой; лосьон после бритья; японский транзистор, так и не вынутый из кожаного футляра; стопка ярких териленовых рубашек и целый набор фигурок бога Ганеши в коробке из прозрачной пластмассы — чтобы не потускнели.
Элегантное кремовое пальто, слишком теплое для тропического климата, было обернуто просвечивающей тканью и слабо пахло тальком «ярдли». Спереди и на манжетах — серебряные пуговицы с выгравированным гербом: двумя императорскими львами. Пальто одиноко висело на крючке и казалось пустым, бесплотным. Мизинчик подумала, что его носила еще мама, и представила, как Ямуна просовывает тонкие руки в рукава, посмеивается в новом лахорском доме над непривычным зимним морозцем и думает, что впереди уйма времени — еще успеет свыкнуться.
Мизинчик погладила пальто и потрогала пуговицы, которых, возможно, касалась мать.
— Пошли, бэти[34], — сказала Маджи, войдя в комнату: к бедру она прижимала поднос со смесью орехов, — идем завтракать.
Маджи заметила пальто, и в груди проснулась застарелая, неизбывная боль. Его подарила дочь — вскоре после свадьбы. «Приезжай к нам в гости зимой», — написала Ямуна в письме, которое Джагиндеру пришлось читать вслух: Маджи так и не научилась ни читать, ни писать. Но она так и не поехала — не хотелось гостить у дочкиной свекрови, ведь та оказалась мелочной и бессердечной. «Приезжайте лучше вы к нам, в отпуск», — велела отписать Маджи. Однако эти планы не сбылись: начались стычки между индуистами и мусульманами. «Выбирайтесь, пока еще не поздно, — настойчиво советовала Маджи. — переселитесь в какой-нибудь безопасный район, с индуистским большинством».
«Но это же наша родина», — упрямился муж Ямуны.
А потом случилось невообразимое: Индия разделилась на три географические области, индуистов и мусульман принудительно размежевали. Неожиданно Ямуна оказалась беженкой — одной из многих, слишком многих, кто так и не успел пересечь границу.
В гостиной мелодичный голос Латы Мангешкар[35], искажаясь, доносился из новенькой «виктролы».
— Эй, — степенно отрыгнув, сказала Маджи прибывшему портному, — раз уж вы здесь, снимите с меня мерку для новой кофты и нижней юбки. На свою лучшую белую кофту я капнула чатни из самосы[36]на махаджановской свадьбе.
Портной обошел Маджи кругом, примеряясь так и сяк. Это был долговязый человечек с густыми черными волосами в носу и тоненькими руками. Своей обтрепанной мерной лентой он едва ли мог обхватить столь внушительные бедра.
Джагиндер приковылял в курте, обтягивающей солидное брюшко. Он являлся в контору значительно позже завтрака и все утро просиживал за угловым столиком в гостиной, разговаривая по трем телефонам одновременно. Попугно Джагиндер умудрялся пить обжигающий чай. Руки, рот и подбородок беспрестанно двигались, словно он был современной аватарой[37]бога Шивы.
— Ну и что с того, что грузовик перевернулся? — говорил он в первую трубку. — Платеж нужно произвести сегодня…
Во вторую:
— Разве я плачу тебе для того, чтобы ты разбазаривал мои деньги?
Ну и потом крысенышу Лалу — управляющему судоразделочного завода:
— Идиот! Тебе что, в башку напекло?
Если позже Джагиндеру требовалось что-ни-будь из дарукханской конторы у восточных доков — юридические документы, забытый портфель или коробка конфет из Гхаситарамовой лавки, — он тотчас отправлял шофера. Сделав домашнее задание, Мизинчик и близнецы иногда садились прокатиться вместе с Гулу. На заднем сиденье они слушали затейливые байки шофера, что поразительно напоминали новейшие фильмы на хинди, — вот только главным героем-любов-ником в них выступал сам Гулу. На прошлой неделе он разыгрывал из себя Раджендру Кумара по прозвищу Юбилей из «Кануна»[38]и преследовал собственного тестя за убийство.
