Вдвоем они выбрались в полутемный коридор, где пахло валерианой, мятой, канфой, и сквозь эти запахи пробивалась слабая вонь отхожего места.
– С чем пришли? – осведомилась старуха, не спуская подозрительных глаз с Риса, оставленного в приемной.
Ференц попытался прикрыть дверь, но она не позволила, опасаясь, что незнакомый парнишка втихаря что-нибудь стырит.
– Тетушка, проверьте его на порчу и сглаз. Он воровать не может. Сказал, от этого помрет.
– Так вас, бедокуров, – одобрительно ухмыльнулась старая ведьма.
– Тетушка, мы расплатимся по-честному, падлами будем!
– Вы и есть падлы, – резонно заметила Хия.
– Тетушка, ну, пожалуйста, вы же добрая волшебница, а он для вас потом сворует что-нибудь хорошее или деньгами отдаст.
Шептал еле слышно, чтобы Рис не услышал – кто знает, как он отнесется к такой инициативе? Вдруг сразу задаст стрекача… Насчет своего смелого обещания Ференц рассудил, что никакой недоштопки тут нет: избавленный от злых чар, Рис, конечно же, не откажется отблагодарить свою спасительницу. А пока то да се, в гости к хозяйке дома через дорогу пожалует принцесса Лорма, и тогда он сможет расчухать, велики ли шансы на благополучный исход затеи с пелериной. Одной стрелой двух уток, дед будет гордиться Ференцевой изобретательностью! Ференц решил, что похвастает перед дедом после, когда все будет в сахаре.
– Ладно, погляжу, – ворчливо согласилась тетка Хия. – А если ты, пока я буду с ним возиться, что-нибудь хапнешь – чирей на задницу наведу, понял? Пока вы здесь, лучше забудь о том, что у тебя есть руки.
Когда она вернулась в комнату, Рис все так же рассматривал старое осыпающееся панно из полевых цветов и крашеной соломы.
– Подойди сюда, – властно окликнула его Хия. – Головушка не болит?
– Немного, моя госпожа.
Ишь ты, умеет воспитанного корчить. Ференц слегка удивился неожиданной обходительности этого городского дикаря, а потом смекнул, что дает о себе знать трехлетнее пребывание в Школе Магов: там малолетки живо приучаются вести себя вежливо с взрослыми чародеями и чародейками.
– Непосвященный заработает мигрень, если будет долго пялиться на эти цветочки, – Ференц знал, что ведьма напропалую колпачит, сама же только что оделила его этой мигренью, на такие подходы она мастерица. – Сядь в кресло и расслабься, я избавлю тебя от недомогания…
Рис подчинился. Теперь дело на мази.
Ференц тихо, как изнывающая от скуки тень, слонялся туда-сюда по приемной, лавируя между лоснящимися плюшевыми креслами. Руки демонстративно держал в карманах: чирей на заднице ему без необходимости. Наконец услышал голос Хии, усталый и немного печальный:
– Теперь не болит?
– Нет.
– С тобой когда-то случилось что-то очень плохое. Что это было?
– Не знаю.
– Сиди пока здесь. А ты, Берда, пошли со мной, кое-чего поможешь.
Снова оставив Риса в приемной, они вышли в коридор, а потом еще и в прихожую.
– Дурачок ты, Ференц, – вздохнув, заговорила вполголоса бывшая дедова полюбовница. – Никакой он не вор, ни на полногтя, и вора из него не выйдет, хоть ты тресни. Пусть займется чем-нибудь другим, пока не поздно. Магической силы в нем всего ничего, на чайной ложке уместится, но есть что-то еще, и мне это «что-то» не нравится. Проклятие или порча, да, и оно спрятано за семью печатями. Ох, бедный мальчик, кого же он настолько разозлил?
Ференц хотел спросить, нельзя ли что-нибудь сделать для того, чтобы Рис все-таки стал фартовым вором, а все остальное побоку, но тут затрезвонил дверной колокольчик.
Еще одна старушенция в теплом черном платье, с массой тонких, словно крысиные хвостики, седых косичек, свисающих до лопаток. Разглядев, кто это – жрица Лухинь Двуликой, та самая, с которой знается принцесса Лорма! – Берда-младший малость струхнул.
– О ком это вы говорили, Хия? – любезно поинтересовалась престарелая жрица.
– О странном мальчике, который сидит у меня в приемной. Любопытный случай, не хотите посмотреть?
– Конечно-конечно!
Испытывая усиливающийся тревожный зуд, Ференц потащился за ведьмами.
При их появлении Рис испуганно встрепенулся и вскочил с кресла.
– Как вас зовут, юноша? – обратилась к нему жрица.
– Рис, моя госпожа.
– Просто Рис? У вас нет другого имени?
– Если и было, я его не помню.
– Откуда вы родом?
– Из города Танцующих Огней. Может быть, вы что-нибудь о нем слышали?
– Нет, Рис, не слышала. Но если ты позволишь, я попробую разобраться, в чем дело. Сядь.
Он послушно уселся в кресло, и старуха прикоснулась к его вискам тонкими пергаментно-белыми пальцами. Тетка Хия и Ференц стояли в нескольких шагах от них, не смея громко дышать. Жрица Лухинь то растягивала подкрашенные кармином сухие губы в блаженной улыбке, то страдальчески хмурилась. Тихонько пробормотала:
– И кто же с тобой такое сотворил…
– Проклятие? – со знанием дела осведомилась тетка Хия, в то же время больно съездив по затылку Берде-младшему, без всякой задней мысли потянувшемуся к фарфоровому слонику с отбитым хоботом.
– Оно самое, – неодобрительно подтвердила старшая чародейка. – Все кому не лень проклинают ближних и дальних из-за любого пустяка, да еще оправдываются: если сам Страж нашего мира проклят, почему нельзя проклясть моих недоброхотов? Словно злые дети. Сколько проклятий вы снимаете каждый приемный день со своих клиентов?
– По пять-шесть – это уж точно, только не любое проклятие можно снять, как загаженную одежку, вы же знаете. Иной раз бьюсь-бьюсь – и без толку, а иногда сразу говорю, что я тут не помогу, пусть кого посильнее поищут.
– Этому мальчику не смогу помочь даже я, – жрица с сокрушенным вздохом тронула за плечо Риса, который глядел на нее из-под своих волосяных зарослей удивленно и доверчиво. – Аура у тебя чудесная, как будто гуляешь в сумерках по цветущему весеннему саду, и мне бы хотелось тебя выручить, но это не в моих силах. Какая жестокость… Прости, если я тебя расстроила.
– Ничего. Я даже не знал, что проклят, и мне оно, вообще-то, все равно. Скажите, пожалуйста, как можно добраться из Эонхо до города Танцующих Огней?
– Мальчик, этот город еще не построили.
– Не может быть! Я же его помню…
– У Лухинь два лика, один смотрит в прошлое, другой в будущее. Тот лик, что смотрит в прошлое, не видит там города Танцующих Огней.
Глаза у Риса заблестели сильнее. Неужели сейчас расплачется, изумился про себя Ференц, прямо при этих тетках, при мне… Ну, с него станется, он же странный.
По мостовой загрохотали копыта, мягко зашуршали колеса, и за окном, совсем близко, проплыла бело-золотым кораблем громадная карета.
