– Вы сможете обо мне позаботиться? – спросил Чарли.
– Не знаю.
– Мать сказала, что сможете. – Он с удовольствием лизнул по центру вафельного рожка. – Она надеется, что вы все уладите.
– Не знаю, смогу ли. Положение гораздо сложнее, чем она думает. – Я глянул на отца с сыновьями. – Давайте прогуляемся по пляжу.
– Мне не хочется гулять по пляжу, – поморщился Чарли. – Ненавижу, когда в носки набивается песок. Он натирает пальцы.
– Нам не помешает чуть больше уединения, разве не так?
Чарли, как обычно, повел головой, оценил многодетного отца с одной стороны от нас и молодую парочку – с другой.
– Да, конечно.
Мы начали спускаться по деревянной лестнице на пляж. Чарли споткнулся, а когда ухватился за железные поручни, мороженое вывалилось из рожка и шлепнулось на ступеньку.
– А, черт возьми! Мое мороженое. Ненавижу, когда оно падает.
Он стоял, с безнадежным отчаянием глядя на пустой рожок и белую кляксу, расползшуюся у его ног. В свете, льющемся сзади, с набережной, и превращающем его в округлый силуэт, он выглядел самим собой – большим ребенком, готовым расплакаться.
– Хотите, принесу еще?
– Принесете? Правда? Правда?
– Ждите меня у воды.
Чарли ждал меня на кромке прибоя у каменного мола. На черной поверхности моря поднимались и опадали линии светящейся в темноте пены. Шум набережной приобрел металлическое звучание, как будто доносился из старого транзисторного приемника.
– Почему ФБР до сих пор охотится за вами, Чарли? – спросил я, глядя на океан, после того как отдал ему рожок с мороженым. – Может быть, вы что-то натворили много лет назад? В банде Уорриков?
– Нет, – сказал он. – Еще раньше. Когда я еще не бегал от полиции и пытался доказать матери, что чего-то стою. Тогда мы с ребятами кое-что сделали.
– Немного пошалили?
– Можно сказать и так.
– Когда это было?
– Почти тридцать лет назад. Это долгая история.
– У меня есть время.
– Я не могу об этом говорить.
– Почему?
– Потому что не хочу выдавать старых друзей. Парни из банды Уорриков могут идти куда подальше. Те ребята были для меня больше, чем семья, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Расскажите мне о них.
– Что рассказывать? Нас было пятеро, мы вместе выросли.
– Как братья.
– Конечно, как братья. Одного звали Дубина Ральфи, он жил на соседней улице. Огромный, как слон, крепкий, как кремень. Он был кошмаром для мальчишек, ему все завидовали. Когда они мылись в душе после физкультуры, всем им нечем было похвалиться, а он размахивал перед ними длинным волосатым инструментом. Этого было достаточно, чтобы надолго уложить весь класс в психушку. Дубина Ральфи.
– Он все еще жив?
– Кто его знает… Кто знает о них о всех? Еще с нами был Хьюго, он жил на одной улице с Ральфи. Настоящая шпана – один из тех, кто всегда ищет способ спереть пять долларов из чужого кармана. И Джоуи Прайд, живший на границе нашего района и Фрэнкфорда. Джоуи был помешан на автомобилях. Абсолютно надежный парень. Наверное, другим он и не мог быть – черный пацан, принятый в компанию белых хулиганов. Но сделал нас теми, кем мы стали, Тедди Правитц, еврейский парнишка из соседнего района. Это он убедил нас, что мы сможем провернуть то дело.
– Что провернуть?
– Я не могу об этом говорить.
– Бросьте, Чарли. Что вы провернули?
– Послушайте, это не важно. Я не буду об этом распространяться. У меня есть кое-какие обязательства. И тайны тоже, темные тайны, если улавливаете разницу. Чего бы они ни хотели, они этого не получат.
– Я разговаривал с окружным прокурором. Он согласен на определенные послабления, если вы дадите сведения об остатках банды Уорриков, но фэбээровцы явно ищут что-то другое.
– Еще бы! И надо признаться, я могу достать ту штуку, которую они ищут.
– Какую штуку?
– Это не важно. Важно, что я знаю, где она.
– Если это правда, я смогу кое-что придумать для вас.
– Это поможет мне вернуться домой и попрощаться с матерью без того, чтобы меня замочили в дороге или уморили в тюрьме?
– Могу договориться о сделке с правосудием и защите, если она вам нужна. Может быть, вас даже поселят где-нибудь в Аризоне и вы начнете новую жизнь.
– В Аризоне?
– Там хорошо.
– Но жарко.
– Это сухая жара.
– Подлечу свой насморк.
– Это точно.
– Я по ней скучаю.
– По матери?
Он повернулся ко мне и странным образом переменился – стал маленьким ребенком. Огни набережной собрались в его глазах и потекли по щекам.
– А как вы думаете? Она же моя мать.
– Ладно.
– Она умирает. А я слишком стар, чтобы бегать от закона. Я устал. И к тому же изменился.
– Вы тоже?
– Я уже не тот бандит, каким был. Вы сможете это сделать? Сможете заключить сделку? Сможете вернуть меня домой?
Именно тогда я почувствовал всплеск эмоций, у меня задрожал подбородок, и я сделался беззащитным перед Чарли. Если в профессии адвоката есть что-то, в чем я преуспел, то это сопереживание клиентам. Пусть я получил залог, который согревает душу по ночам, пусть считаю часы, потраченные на клиентов, с дотошностью бухгалтера, но мною движут не деньги – по крайней мере в последнее время. Честно говоря, мой бизнес с финансовой точки зрения терпел крах, я зарабатывал бы больше, продавая галстуки в универмаге «Мэйси»: «Полиэстр – это современный шелк, и можете мне поверить, что этот красный цвет чудесно гармонирует с вашими глазами». Но мой источник энергии – это клиент, находящийся в отчаянном положении, а Чарли Калакос был именно таким клиентом. Живая мишень, человек в бегах, на которого охотятся по обе стороны закона, отчаянно стремящийся помириться с умирающей матерью, которая всю жизнь изводила его неуместной опекой. А теперь он просит меня привести его домой.
– Попробую, – сказал я.
– Хорошо, – ответил он, – попробуйте.
– Как мне с вами связаться?
– Если захотите поговорить со мной, сообщите матери. Она единственная, кому я могу доверить свой телефон.
– Ладно. Но мне нужно знать больше. Вы должны сказать, что ищет ФБР.
– У меня есть выбор?
– Нет, если хотите, чтобы у меня появилось средство давления на прокуратуру.
– Мы провернули одно дельце.
– Наверное, не дельце, а делище, если за вами охотится ФБР.
