Бейтс прислонился к стене, скрестил на груди руки и стал жевать свою жвачку с таким ожесточением, что у него заломило челюсти. Он был уверен, что Бак Уинтерс метит в кресло директора ФБР или генерального прокурора — если не в кресло президента США. Ну и пусть, по некотором размышлении сказал себе Бейтс. Главное, чтобы в будущем их пути пересекались как можно реже.
Толпа в коридоре постепенно рассосалась, и скоро в нем остались только Перси Бейтс и одетый в униформу охранник. Бейтс, сунув руки в карманы и глядя перед собой, тоже двинулся к выходу. У выхода стояла урна, и он с отвращением выплюнул в нее свою жвачку.
— Дебилы и идиоты, — сказал он. — Дебилы и идиоты.
4
Одетый в голубую больничную пижаму хирургического отделения, Веб Лондон, держа в здоровой руке сумку с бельем и личными вещами, смотрел в залитое солнцем небо. Солнечные лучи били в окно, заполняя палату ярким светом. Веб перевел взгляд на свою забинтованную руку. Раненая рука под повязкой чесалась и, замотанная бинтами и марлей, походила на боксерскую перчатку.
Он уже собирался открыть дверь и выйти из палаты, как дверь неожиданно, словно сама собой, распахнулась, и Веб увидел стоявшего за ней человека.
— Что ты здесь делаешь, Романо? — с удивлением спросил Веб.
Романо не ответил. Это был высокий крупный мужчина, ростом шесть футов и весом около 180 фунтов. С первого взгляда было видно, что он очень силен. У него были темные курчавые волосы, одет он был в потертый кожаный пиджак, бейсболку и джинсы. Значок с эмблемой ФБР он носил на брючном ремне. Там же висела укороченная пистолетная кобура, из которой торчала рукоять крупнокалиберного пистолета.
Окинув Веба колючим взглядом, Романо сосредоточил внимание на его забинтованной руке. Ткнув пальцем в бинты, он спросил:
— Это, что ли, то самое чертово ранение, которое ты получил?
Веб посмотрел сначала на свою забинтованную руку, потом на Романо.
— Тебе бы больше пришлось по душе, если бы дырка была у меня в голове?
Пол Романо был членом штурмовой группы «Хоутел». Он любил пугать людей, и запугивание вошло у него в привычку; в этом смысле он ничуть не отличался от многих подобных ему типов, служивших в частях специального назначения. С таким человеком можно было разговаривать только с позиции силы.
Они с Вебом никогда не были особенно близки, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки. И это было делом принципа — для Романо, во всяком случае. Поскольку Веб застрелил людей больше, чем он, Романо мучила мысль, что Веб более крутой и героический парень, и он всячески старался доказать, что это не так.
— Я пришел для того, чтобы задать тебе один вопрос, и хочу получить на него прямой и честный ответ. Только не пытайся заговаривать мне зубы, не то я сам тебя пристрелю.
Веб сделал шаг к Романо, и то, что он выше его ростом, стало еще заметнее. Он знал, что это тоже раздражает Романо.
— Надеюсь, Полли, ты не забыл принести мне цветы и конфеты?
— Я хочу получить прямой и честный ответ, Веб, — повторил тот, немного помолчал, а потом спросил: — Ты смылся оттуда?
— Да, Полли. Все равно делать там было больше нечего. Как-то так вышло, что эти пулеметы-роботы сами себя перестреляли.
— Про пулеметы я знаю. Я спрашиваю о том, что происходило до того — когда они косили группу «Чарли». Ведь тебя с парнями не было. Почему?
Веб почувствовал, что его лицо начинает заливаться краской, и возненавидел себя за это. Обычно Романо не удавалось его достать. Но на этот раз Веб просто не знал, что ему сказать.
— У меня что-то случилось с головой, Полли. Не знаю, что именно. Но я — на тот случай, если у тебя вдруг поехала крыша, — сразу хочу тебя предупредить, что никакого отношения к этой засаде не имею.
Романо покачал головой.
— У меня и в мыслях не было, что ты стал предателем. Просто я решил, что ты дал слабину, другими словами, струсил.
— Если это все, что ты хотел мне сообщить, то можешь убираться ко всем чертям.
Романо снова ощупал его взглядом, острой болью пронзившим душу Веба. Ему самому уже начинало казаться, что как боец и человек чести он уже не столь безупречен, как прежде. Не сказав больше ни слова, Романо вышел. Но Веб предпочел бы, чтобы тот обругал его, а не ушел вот так — молча.
Веб выждал несколько минут, потом открыл дверь.
— Ты чего это вылез в коридор с вещами? — спросил удивленный охранник.
— Меня врачи выписали. Не знаешь, что ли?
— Первый раз слышу. Мне об этом никто не говорил.
Веб продемонстрировал ему свою забинтованную руку.
— Правительство не слишком охотно оплачивает больничные счета в дорогом госпитале из-за какой-то царапины на руке, а я не собираюсь доплачивать за это из собственного кармана. — Веб не знал охранника лично, но тот, похоже, к подобным вещам относился с пониманием. Поэтому Веб не стал дожидаться его ответа, а повернулся и пошел по коридору. Он знал, что и у охранника нет полномочий на его задержание. Единственное, что он может, — это сообщить своему начальству о том, что больной ушел. И он скорее всего сделает это прямо сейчас, хотя причина ухода Веба, вполне возможно, и представляется ему уважительной.
Веб нырнул в боковой выход, нашел телефон, позвонил приятелю и через час уже входил на территорию своего ранчо, которое было построено лет тридцать назад и располагалось в тихом пригороде Вудбридж в штате Виргиния. Переодевшись в джинсы, мягкие туфли и синий свитер с отложным воротом, он сорвал с больной руки бинт и марлю и заклеил рану куском пластыря из домашней аптечки. Он не хотел, чтобы его рана бросалась в глаза и люди выражали ему сочувствие — по крайней мере теперь, когда шестеро его друзей лежали в морге.
Потом он прослушал записи на автоответчике своего телефона. Ничего важного, но он знал, что скоро все изменится. Он отпер ящик стола, вынул оттуда девятимиллиметровый пистолет и сунул в пустую кобуру на брючном ремне. Этот новенький пистолет, стандартный СРБ, который обычно использовался для практических стрельб в специальных тирах, еще нужно было пристрелять. Тем не менее Вебу пришлось взять именно эту пушку, поскольку его обычное вооружение забрали на экспертизу. Кроме того, ему дали подписать бумагу о неразглашении и потребовали от него написать объяснительную. Хотя это была стандартная процедура и он проделывал ее уже, наверное, сто раз, в душе у него появилось неприятное чувство, которое, вероятно, было сродни тому, что испытывает преступник, давший подписку о невыезде. Но как бы то ни было, ходить безоружным даже у себя на ранчо он не собирался. Работа в штурмовой группе настолько повлияла на его психику, что ему чудились недоброжелатели даже среди малых детей и выгуливающих их старушек. Это, если угодно, была профессиональная паранойя, значительно обострившаяся после того, что произошло с его товарищами.
