– Очень интересно, – недоверчиво хмыкнул Мусса и следом спросил: – Дашь почитать?
– Заезжай и забирай насовсем. Кому теперь эти бумажки нужны? – равнодушно пожал плечами бывший участковый.
Через несколько дней Шеравин заехал в ДГБ, и Али действительно вручил ему папку из обычного серого картона с матерчатыми завязками.
Вернувшись в свой номер в гостинице «Кавказ», где он проживал после возвращения из Саудовской Аравии, Мусса с нетерпением принялся изучать документы. Перед ним лежало несколько стандартных бланков, отпечатанных на пожелтевшей от времени бумаге, с печатью «Комитет Государственной Безопасности по Чечено-Ингушетии».
Читать прошение своих родственников Мусса не стал, его больше интересовал ответ чекистов.
«Двадцатого июня тысяча девятьсот сорок второго года на территорию Чечено-Ингушской автономной республики была заброшена диверсионная группа, в составе которой находился Абдулла Хазаров (бывший красноармеец, сдавшийся в плен осенью сорок первого года в районе Перекопа и добровольно согласившийся на сотрудничество с разведкой СД). После приземления группа диверсантов наткнулась на истребительный отряд НКВД. В бою практически все диверсанты были уничтожены, из окружения удалось вырваться лишь Абдулле Хазарову и командиру группы оберштурмфюреру Гебе. Уходя от погони, диверсанты решили укрыться в доме Муссы Шеравина (двоюродного брата Хазарова).
В прошлом сельский учитель, Мусса Шеравин ничем себя не запятнал перед советской властью, вел агитацию о наборе в Рабоче-крестьянскую армию, сам в райком партии написал несколько рапортов об отправке на фронт. Но, приютив диверсантов, Мусса отказался их выдать окружившим дом сотрудникам НКВД. В завязавшемся бою было ранено трое сотрудников истребительного отряда, Абдулла Хазаров был убит, а Гебе и Шеравин ранены. После двухмесячного излечения по приговору трибунала оба были расстреляны».
Внизу размашистым почерком краснела резолюция «В реабилитации отказать».
Теперь Муссе стало ясно, что его дед не стал жертвой бездушной машины массовых репрессий. Его предок погиб, как настоящий вайнах, исполнив до конца законы кровного родства и гостеприимства…
А после стало не до воспоминаний о прошлом. Необходимо было в срочном порядке формировать ополчение. В свой отряд Мусса не брал ни абреков, ни наемников, которыми Грозный кишмя кишел, как тухлятина червями. В основном ополченцы были людьми состоявшимися, в свое время отслужившие срочную службу в рядах Советской Армии, а двое даже воевали в Афганистане и имели боевые награды. Все до одного умели обращаться с оружием и получили его в неограниченном количестве с брошенных армейских складов.
Война, как к ней ни готовились, все равно началась неожиданно. Бои за столицу были упорными и кровопролитными, федеральные войска вламывались в Грозный бронированным кулаком, состоящим из десятков танков, бронетранспортеров и боевых машин пехоты. В ответ чеченцы вгрызались в них стрелами одноразовых гранатометов, огнем танков, врытых в землю, и артиллерией с закрытых позиций.
Первое время бойцы Шеравина подбирали раненых солдат и офицеров войск противника и даже пытались оказывать им первую медицинскую помощь, прежде чем обменять их федералам на своих. Однажды его «афганцы» захватили целый взвод обозников. Грязные, лопоухие, с впалыми щеками, они больше походили на безродных волчат. Этих Мусса не стал возвращать их командирам даже в обмен на трупы погибших боевиков. Вернул только матерям, приехавшим на Кавказ за своими чадами. Передача происходила под вспышки многочисленных фотоаппаратов и мерное жужжание видеокамер. Все мировые агентства демонстрировали кадры этой акции. Но вскоре стало не до красивых жестов, бои раскалялись все яростней и ожесточенней. Недавние русские пацаны, чудом уцелевшие в первых боях, матерели, крепли и уже не уступали опытным вайнахам. У горцев пропала высокомерная надменность к этим ушастым мальчишкам, осталась лишь злость.
Грозный и окрестные населенные пункты превратились в руины. Поселок, в котором жил тейп Шеравиных, трижды за короткое время переходил из рук в руки. От подвала дома, где пряталась его родня, осталась огромная воронка с опаленными краями. Никто не мог сказать, образовалась ли она после попадания федеральной ракеты или от фугасного снаряда чеченской пушки.
Мусса, не считая среднего брата, затерявшегося на просторах далекой Сибири, остался один-одинешенек, и теперь его уже не интересовали судьбы ни раненых, ни пленных. Он отдал их души и жизни на откуп своим моджахедам, многие из которых также лишись близких и родных.
Как ни дрались боевики за Грозный, их все же выдавили в горы. К тому времени Мусса Шеравин был назначен командующим одного из фронтов и в его отряд влилось несколько других, в основном состоящих из горцев.
Теперь течение войны сменилось с интенсивных действий на вялотекущие. Несколько месяцев пришлось даже просидеть на сопках, осадив русских морпехов, которые заняли один из аулов. Времени на размышления было предостаточно, и часто, лежа в теплом финском спальном мешке, Мусса вспоминал папку из архива КГБ. Теперь многое осмысливалось по-другому. Если дед совершил, по убеждению чеченцев, подвиг, защитив гостя и двоюродного брата, то, по мнению самого Муссы, родственник деда оказался далеко не героем. Мало того, что нарушил присягу, сдавшись в плен, предав товарищей по оружию, так еще пошел в услужение врагу. Подверг опасности семью родственника, а его самого обрек на смерть. Память услужливо напомнила о последних словах отца. «Сын за отца не отвечает». Теперь приходилось задумываться, а как бы он поступил с детьми предателя? Как историк, Мусса понимал, что даже тиран не станет бездумно карать всех до седьмого колена за одного провинившегося. Для развития страны нужны ученые, врачи, учителя, а не тупо исполняющие тяжелую непосильную работу каторжане. «Сын за отца не отвечает» – фраза, дающая возможность развиваться потомкам репрессированных. Психология была проста и в то же время безотказна, штрафники всегда из кожи вон лезут, чтобы реабилитироваться, даже за те преступления, что совершили другие. «Но стоило только системе дать сбой – и весь механизм тут же развалился. Слабость власти позволила ожить и развиться давним обидам, превратив их в кровожадных монстров», – тяжело вздохнул Мусса, война стала неинтересной, теперь уже казавшаяся убийством ради убийства.
Через несколько месяцев полевой командир Шеравин женился на девушке Рузане, на двадцать лет младше его. Через год, когда был заключен Хасавюртовский мир, у них родился сынишка, которого назвали Тимуром. Но счастье мужа и отца было недолгим. Через три недели Рузана тихо умерла от какой-то болячки, следствия тяжелых родов. Теперь вся жизнь Муссы заключалась только в его сыне, последнем мужчине из рода Шеравиных. Он отошел от дел и осел на небольшом хуторе далеко в горах. Здесь, рядом с ним, находился костяк отряда, а за Тимуром смотрела престарелая тетка Рузаны.
Нападение отрядов чеченских боевиков на соседний Дагестан стало отправной точкой в новой войне. Теперь Мусса воевал больше по привычке. Когда боевики в очередной раз были выброшены в горы, он всерьез задумался о том, как выйти из войны. Он мог уехать за границу, но знал, что там его не оставят в покое ни бывшие соратники, ни их спонсоры в лице иностранных спецслужб. И уж вовсе не улыбалось, чтобы его сын в конце концов стал иностранным агентом, чужим цепным псом. В этот момент Мусса почему-то вспомнил упитанного рыхлотелого саудовского принца, рассуждающего о всемирном знамени пророка Мухаммеда.
