она ставит точку в своей жизни. «Дети, пеленки, хозяйство!» — промелькнуло в его голове, и он с каким-то сожалением взглянул на Леночку.
Елена, казалось, заметила этот взгляд и сказала:
— Вы не знакомы с моим женихом?
— Нет. Слышал много, но не знаком.
— Так я вас непременно познакомлю. Он тоже много о вас слышал.
— Хорошего или дурного?
— И того и другого! — смеясь отвечала молодая девушка.
— И превосходно: значит, не разочаруется.
— Как вы?.. — обронила Леночка.
— Вот тебе, Леночка, и другой шафер есть! — заметила Марья Степановна, подходя к молодым людям.
— Да, может быть, Николай Иванович не захочет?
— Выдумала: не захочет! Отчего ему не хотеть?
— Конечно, захочу. Я никогда не бывал шафером.
— Разве вы останетесь здесь до сентября? — с живостью подхватила Елена.
— Останусь.
— Не соскучитесь?
— Вот и мама о том же спрашивает. Мне даже это несколько обидно! Точно я должен в деревне скучать. У меня будет работа, буду с папой на земских собраниях… стану изучать деревню… На этот счет ваш жених просветит меня… И времени для скуки не будет! Наконец познакомлюсь с соседями, буду у Смирновых, стану ходить на охоту…
Елена улыбнулась своей добродушной улыбкой и промолвила:
— Люди здесь все обыкновенные… Разве вот Смирновы?
— Да разве мне необыкновенные нужны?
— Оригинальные! — поправилась Елена. — Ведь вы слишком требовательны… В Петербурге избаловались людьми, ну, а здесь… выбирать нечего.
Николай укорительно покачал головой и спросил:
— А вы, Елена Ивановна, знаете Смирновых?
— Нет, не знаю. Слышала, что она умная женщина и у нее хорошенькие дочери… Одну я видела: действительно красавица… только мне она не нравится…
— Отчего?
— Да так… не нравится, и все тут… Впрочем, быть может, я и ошибаюсь. Трудно судить о человеке с первого раза…
— Герцогиню валяет! — проговорил Вася, подымаясь с кресла.
— Наконец-то заговорил! — засмеялся Иван Андреевич. — Ты-то их почем знаешь?
— Видел.
— Видеть, брат, не значит знать!.. Ну, пойдемте, господа, обедать… Вон и Дарья идет докладывать, что суп на столе… Пойдем-ка, Николай! — прибавил старик, обхватывая своего любимца за талию. — Давно мы с тобой не сидели за столом, голубчик мой!
За обедом, весьма обильным и вкусным, — Марья Степановна просила повара постараться и нарочно заказала любимые Николаем блюда, — Николай говорил почти один. Он был особенно в ударе и говорил хорошо. Общее внимание и присутствие Леночки еще более возбуждали его. Он рассказывал о петербургской жизни, вспоминал профессоров, живо передал, какое впечатление произвели на него два известные писателя, с которыми он познакомился благодаря своей статье, обратившей внимание, и очаровал всех своей образной речью и меткими, полными ума, характеристиками. Когда зашла речь о будущей его деятельности, он еще более одушевился. Искренностью и горячим, бьющим ключом чувством звучали его слова, когда он говорил об обязанностях честного человека служить своему народу. Его до глубины сердца возмущала всякая подлость, лицемерие и неправда. Глаза его в это время зажигались ярким огоньком, придавая его привлекательной физиономии еще большую привлекательность.
Старик слушал сына, тихо улыбаясь, умиленный и радостный. «В Коле положительно ораторские способности! — мелькнуло у него в голове. — Он так превосходно говорит!» Мать восторженно любовалась сыном, сияя своей кроткой улыбкой. Елена жадно слушала, поднимая по временам глаза на оживленное, открытое лицо молодого человека, и даже Вася как-то замер под обаянием горячих речей брата.
Обед тянулся долго. Когда наконец Дарья принесла бутылку шампанского, старик сам откупорил ее, разлил искристую влагу по бокалам, поднялся и несколько торжественно проговорил:
— Ну, господа, поздравим нашего дорогого гостя с окончанием курса! Пожелаем ему остаться навсегда верным идеалам добра и гуманности, горячим, честным бойцом за правду. Я надеюсь, что ему не придется краснеть перед собой никогда!
Взволнованный Николай подошел к отцу. Слезы навернулись у него на глазах. Он горячо поцеловал старика и проговорил:
— Если кто научил меня любить правду, так это ты, папа!
— Будь же счастлив, мой мальчик! Будь счастлив, дорогой мой! — повторил старик дрожащим от волнения и чувства голосом.
Все горячо поздравили Николая.
Марья Степановна прослезилась от умиления. Вася подошел к брату, поцеловался с ним и как-то восторженно, немного конфузясь, прошептал тихим, нежным голосом:
— Славный ты, Коля!..
А Леночка не сказала никакого приветствия. Она только крепко пожала руку молодому человеку, чокаясь бокалом, и после этого вся притихла.
Счастливый, радостный, умиленный, принимал Николай горячие приветствия своих близких. Лицо его горело смелой уверенностью молодости. Ему было в эти минуты так хорошо, что хотелось всех обнять и расцеловать. Все люди казались ему славными и добрыми, а сам он, переполненный надежд и веры в себя, чувствовал тот избыток молодой силы, который в молодости заставляет высоко поднимать голову и горячо верить, что для нее в жизни нет препятствий, которых бы нельзя преодолеть. Стоит только захотеть — и можно горы двинуть во имя правды и добра. В эту минуту никакой подвиг не казался ему страшным. Он готов был совершить его тотчас же.
— А что же няни нет? Надо, чтобы и она выпила! — заметил Николай.
Он налил бокал и пошел к няне.
Старуха сидела в своей крошечной комнатке за чулком, когда вошел молодой человек.
— Няня… выпей… поздравь меня…
— Родной, и меня вспомнил!
Она взяла дрожащей, иссохшей рукой бокал из рук Николая, осушила его залпом и проговорила:
— Будь здоров, Коля. Да хранит тебя царица небесная, моего голубчика!
Молодой человек расцеловал старушку. Заметив в коридоре повара Петра, тоже желавшего поздравить барина, он подошел к нему и, в ответ на приветствие Петра, к некоторому его изумлению, крепко пожал не совсем опрятную руку и возвратился в столовую.
Чай подали на террасу в сад. Все долго сидели за чаем, не замечая, как идет время…
VI
Под вечер пошли гулять.
— Прежде осмотрим наши владения, Николай. Ведь ты два года здесь не был! — проговорил Иван Андреевич.
— Осмотрим наши владения, папа! Осматривать их, я думаю, недолго. Наши владения не велики!
— Не очень обширны! — засмеялся отец.
Николай весело заглянул в пустой амбар; побывал в людской, где старая стряпуха с слезящимися глазами и седой косицей, вылезавшей из-под платка, радушно приветствовала господ; потрепал на конюшне старого «Ваську», выпил стакан молока на скотном дворе и познакомился на мельнице с новым мельником. Он с удовольствием осматривал знакомые родные уголки, где протекла большая часть его жизни; все привлекало его, все как будто получало новую прелесть. Полной грудью, чувствуя себя необыкновенно счастливым, вдыхал он чудный воздух деревни и внимательно слушал, когда отец пустился было объяснять сыну, как идет хозяйство. Старик, впрочем, часто
