— Да, но только на общественных началах. «Чидл айронсайдс».
— Открытый боковой фланкер?
Джон кивнул.
— В первом составе?
— Угу.
Мужчина некоторое время гладил свои усы, потом взглянул вниз, на Тома.
— Видел, как этот парень разделывался не с одним игроком, когда играл за «Стокпорт». Лучший седьмой номер среди непрофессионалов, какого мне доводилось видеть.
Джон поежился, а Том поднял брови в знак восхищения. Когда мужчина повернулся, чтобы присоединиться к друзьям, он положил руку на плечо Джона и пробормотал:
— Я считаю, что вы могли бы добраться до самого верха.
Он ушел, не дожидаясь ответа, а Джон неловко опустился в кресло. Когда мужчина отошел достаточно далеко, Том склонился к Джону и прошептал, почти не разжимая губ:
— Нравится мне это! Он даже не вспомнил, что я тоже играл. Старый придурок!
День двигался к вечеру, приятели вели ничего не значащий разговор между вспышками энтузиазма на поле. Когда же две очень усталые команды сыграли финальную игру, Джон и Том, выпив по несколько кружек пива, расслабились.
— Как вообще жизнь… чем ты сейчас занимаешься? — спросил Том.
— Главное оперативное подразделение. Тяжелая работа, часто допоздна, особенно если возникает новое дело, но мне нравится, спасибо.
— Когда ты туда перешел? Два месяца назад?
— Почти четыре.
— Бог мой, как летит время! Но ты все еще считаешься детективом-инспектором?
— Да, и комбинация довольно кошмарная. Я работаю на подразделение Трэффорд в патрульной службе, но если случается что-нибудь серьезное, чаще всего убийство, меня направляют в главную команду для ведения следствия. Все патрульные подразделения в Манчестере направляют своих сотрудников в эту команду по мере надобности. Решение принимается по выборочному принципу, но все подразделения стонут, считая его несправедливым.
— Не продолжай — они платят фирме консультантов в поисках лучшей системы?
— Нет, мы просто смотрим, как это делается в Лондоне.
— А что там?
— РПБР. По-моему, расшифровывается как районное главное подразделение быстрого реагирования. В нем постоянные члены, занимающиеся крупными преступлениями. Только мы себя обзовем иначе. Может, ПГБР — полицейская главная бригада реагирования.
Том засмеялся:
— А я-то думал, что в Манчестере лишь рекламные агентства так по-уродски называются. Я эти аббревиатуры постоянно путаю. Значит, ты подашься в эту бригаду, когда она начнет функционировать?
— Определенно. Там лучшие люди и самые интересные дела. Но попасть туда будет нелегко.
— Не то что главное оперативное подразделение, где тебе доверяют ловить угонщиков.
— Эй! — обиделся Джон и поднял указательный палец. — Не смейся над этим делом — они воруют десятки машин в месяц. Не знаю, из кого состоит банда, но зарабатывают они неплохо. И ведь это только одно расследование. Мы же одновременно ведем несколько дел.
— И что еще?
Джон порылся в памяти в поисках дела, о котором можно было бы поговорить.
— Помнишь женщину, мы нашли ее под виадуком около Стокпорта в прошлом году?
Том кивнул:
— Какая-то барменша, ее забили до смерти.
— Да, она. Убийца сел пожизненно, и поймала его бригада, в которой я работал. Ну и судмедэксперты.
Том молчал, в ожидании глядя на друга.
— У нее на лице нашли особый гравий. Выяснилось, что он имеется на небольшом участке в парке на севере Манчестера. Мы прочесали кусты вокруг и обнаружили кирпич, которым ее били. Эксперты добыли кусочек кожи с неокровавленного конца кирпича и провели анализ на ДНК. Результат совпал сданными, уже имеющимися в картотеке. Мы арестовали преступника через три часа. Оказалось, хозяин бара. В багажнике его машины были кровь и волокна ткани. Он убил женщину в парке, затем провез через весь город и выбросил.
— Удачно справились, — заметил Том, на которого рассказ Джона произвел сильное впечатление.
— А как у тебя с работой?
Том поморщился и посмотрел в окно.
— Да нормально. Платят отлично, но, честно говоря, мне малость поднадоело.
— Почему? — спросил Джон, наклоняясь вперед.
Том взглянул на него, потом снова уставился в окно.
— Не знаю. Непростое это дело — постоянно целовать задницы клиентам. Пытаться прийти в экстаз от их баннеров и продвижения по служебной лестнице. Достаточно немного потрудиться в этой области, как начинаешь понимать, что все рекламные компании основаны на одинаковых принципах.
— Например?
Том вздохнул так, будто ему все наскучило.
— Жадность, лень, зависть, гордость… Остальное забыл.
Джон удивился.
— Знаешь, это ведь мотивы для большинства преступлений. Не предполагал, что большая часть рекламы тоже на этом зиждется.
— Не большая часть, а вся. Возьми, к примеру, кредитные карточки. Здесь срабатывает жадность. Реклама всегда на что направлена? «Зачем ждать, купите то, что вам хочется сегодня с помощью карты». Ни малейшего упоминания о том, как позже вы станете расплачиваться. Машины? Тут все зависит, под каким углом они работают. Обычно они бьют на гордость. «Садитесь в эту машину, и все будут от вас в восторге». Сводится к одному и тому же — подкормке машины.
Джон продолжал смотреть на него, не уверенный, что понимает, о чем тот говорит.
— Экономика, — пояснил Том. — Люди должны обязательно постоянно что-нибудь покупать. На этом весь расчет. Нельзя допустить, чтобы люди долго пользовались вещами или ремонтировали их. Ты немного попользуешься, затем отбрасываешь в сторону и покупаешь новое. Вот главная цель рекламы: создать спрос, заставить людей продолжать покупать. В противном случае вся капиталистическая машина встанет.
— Ты слишком о многом задумываешься.
Внезапно глаза Тома сверкнули.
— Хочешь знать, о чем я на самом деле мечтаю?
— Да.
— Бросить все это. Разумеется, пока я только мечтаю, но мне хотелось бы купить небольшое дело в Корнуолле. Кафе или какой-нибудь магазинчик.
— А ты можешь позволить себе это?
— Почти. Если мы продадим свой дом в Дидсбери и прибавим к этим деньгам мое выходное пособие, то сумеем купить дом поменьше и на оставшиеся деньги приобрести какое-нибудь дело.
— Черт побери, — промолвил Джон. — А я полагал, что тебе нравится городская жизнь.
Том постучал пальцами по кружке.
— Мне все больше и больше нравится сидеть дома. Ну, иногда поужинать где-нибудь. Но клубы и бары… — Он улыбнулся и наклонился к Джону, словно собрался открыть ему тайну. — Я все это уже перерос, приятель. Сколько тебе лет?
