пижаму.
– Вадим? Ты что здесь забыл?
– Отец дома? Могу я взять кое-что из его инструментов?
– Что случилось? – Она зевнула. Даже будучи в почти спящем состоянии, эта девушка была прекрасна.
Девушка эта была моей бывшей девушкой. Звали её Елизаветой, хотя я её называл Лизой. Называл до нашего разрыва. Мне пришлось её бросить, ведь я планировал уезжать из города, хотел переехать к тёте, и не хотел, чтобы она ждала меня, но и взять с собой её не мог. Теперь я каждый день виню себя за своё решение. Если бы я знал, как всё обернётся, то не принял бы решение о разрыве.
– Это неважно. Мне лишь нужны инструменты. Поможешь? – Я старался общаться с ней так, чтобы она не подумала, что всё ещё что-то значит для меня. Ведь я знал, что она играла слишком большую роль в моей жизни.
Я взглянул на неё снова. Её зелёные глаза смотрели на меня, не скрывая изумрудного огня. Веснушки, что прятались под глазами, всегда забавляли меня, а её аккуратное маленькое лицо, словно лицо скульптуры, было прекрасно при свете луны.
– И всё? Ты просто так заваливаешься ко мне домой, среди ночи, и хочешь, чтобы я тебе помогла? После того, что ты сделал?! – Я уже слышал этот голос. Обычно этим голосом она говорила, когда была близка к слезам. Как сейчас.
– Лиза, я тебе всё объясню, но не сейчас. Пожалуйста, мне очень нужны инструменты.
– Проваливай!
– Лиза, послушай…
– Я же сказала, уходи!
Я уже собирался уходить, но мне нужны были лопаты. Без них ничего бы не вышло, а время шло. Поэтому я, недолго думая, обнял Лизу. Она и не подумала начать вырываться. После недолгой паузы я сказал:
– Понимаю, что ты сердишься на меня. Любая бы сердилась, но я сделал это не потому, что ты не дорога мне, а потому, что иначе поступить не могу. Пойми же это.
– Можешь хоть что-нибудь объяснить? – Она подняла на меня свои глаза. На них скапливались слёзы, которые делали мне больно. Они вонзались мне в сердце, словно маленькие кинжалы.
– Я всё объясню, но позже. Обязательно объясню, лишь дай мне инструменты.
Она кивнула, и отстранилась от меня. Я сказал, что мне нужно, и она ушла в другую комнату. Вернувшись с лопатами и фонарём, который мог мне пригодиться, я всё забрал, и сказал:
– Если кто-то придёт и будет спрашивать обо мне, то скажи, что меня не было здесь. Хорошо? – Лиза кивнула. Этот застенчивый, скромный и плавный кивок был до боли мне знаком. – И спасибо тебе. Я обязательно вернусь.
Попав вновь на Красный переулок, я не знал с какой скоростью мне идти. Стоит ли бежать? Не заметят ли меня?
Но времени было в обрез.
Поэтому взял по лопате в каждую руку, а фонарь положив за пояс, я принялся бежать. Было неудобно, жарко, неуклюже, но моя скорость повысилась, а это главное, что мне нужно было в этот момент.
Но я не успел.
Почти добежав до места, где я оставил Тиму с телом Бориса, я внезапно остановился. Я увидел синий отблеск сигнальных огней милицейского автомобиля. Лопаты я бросил сразу, и мигом кинулся к ближайшему кустарнику, который мог помочь мне увидеть, что происходит.
За милицейской машиной стояла машина скорой помощи, и я видел, как медики увозят тело. В милицейской же машине, на заднем сиденье, сидел Тима. Он был разбит. Наверное, тогда он думал, что я предал его. Думал, что я не вернусь, но я вернулся. Я лишь немного опоздал. Второй раз за сегодняшнюю ночь я опоздал на пару мгновений, и оба эти просчёта стоили мне двоих моих товарищей. Может быть мне не стоило винить себя за смерть Бориса, но я мог спасти его. Также, как и мог помочь Тиме, но так и не помог.
После этой ночи я никогда не видел Тиму. Тогда я забрал лопаты, и вернулся на Красный переулок. Вернулся к Лизе. Как и обещал ей.
Дождь больше не барабанил по окну, но мрак так и не расступился. Я стоял на табурете, из моих глаз текли слёзы. Моя жизнь проносилась перед моими глазами, я видел все свои поступки, что терзали меня, и был готов всё закончить. Я хотел всё закончить.
Просунув голову в петлю, я принялся считать секунды до конца. Конец должен был наступить уже скоро.
В одинокой тишине не было ничего, что могло мне помешать. Было лишь слышно, как слёзы разбиваются о табурет. Удивительная симфония безумия и обречённости.
«Наверное, это и есть мой конец» – подумал я, и, закрыв глаза, обратился к своему последнему воспоминанию. Оно должно было помочь мне уйти спокойно. Я хотел подумать о матери. О том, как мне было хорошо и тепло рядом с ней. Но сейчас в моём сердце стоял лишь холод, а перед глазами была лишь картина моего изгнания. Больше не было тепла, и счастья.
Я был готов уйти, держа за руку свою обиду.
Теперь я был в шаге от того, чтобы открыть дверь в другой мир, и уйти. Навсегда покинуть этот мир, забыв о своей боли. Я хотел надеть рабочую одежду, дабы смерть моя была более эффектной, но решил не одевать её, ведь она так и не высохла. И вот я, облачённый в чёрные спортивные брюки и старую, но удивительно чистую серую футболку, готов к концу. В момент, когда я уже собирался оттолкнуть табурет, и наконец забыться, я услышал звонок. Свой, чёртов, дверной звонок. Он ударил по моим ушам, словно молотком. На миг мне показалось, что я уже мёртв, ведь кому нужно приходить ко мне домой?
Но в дверь всё также звонили. Каждый звонок проходился по моему мозгу, нанося тяжёлые электрические удары в затылок. Отказываясь терпеть их, я слез с табурета и пошёл к входной двери.
Открыв дверь, на своём пороге я увидел миловидную молодую девушку. На её немного длинноватом лице виднелся испуг. Но этот испуг не смог бы выкрасить её красивые каштановые волосы в невзрачную седину. Я смотрел на её волосы, и перед глазами у меня стояли свежие летние каштаны, что каждый год я собирал в компании своего «клуба».
– Здравствуйте. Извините… Неудобно просить, но вы бы не могли мне помочь? – Она сильно волновалась, и некоторые слова произносила не до конца. Она постоянно теребила подол своего красного платья, и можно было решить, что она готовилась к разговору со мной, но всё равно провалила заготовленное вступление.
