можем сказать, о чем думает другой. Он знает мои пределы точно так же, как я знаю его — не то чтобы у него их было много — и он остановится, только если решит, что я действительно этого хочу.
Не сводя с меня глаз, он поднимает кольцо и надевает его на кончик пальца, поворачивая его в обратную сторону, чтобы оно было лицевой стороной вверх, когда он переворачивает ладонь. Затем он осторожно вводит этот палец внутрь меня и трахает меня им, загибая его вверх, квадратная часть кольца натирает то место внутри меня, которое заставляет меня стонать каждый раз, когда он прикасается к нему.
— Атти, — говорю я, сбитая с толку, потому что я схожу с ума, но одновременно чувствую себя хорошо. — Черт.
— В чем дело, детка? Тебе нужен мой язык, чтобы сделать это лучше?
Я беспомощно киваю, и он принимается за работу, опираясь на одну руку и опуская лицо между моих ног. Он не дразнит меня. Его язык ласкает мой клитор, и он поднимает мою руку к своему затылку, поощряя меня трахать его рот своей киской.
— Сильнее, — требует он, поэтому я тяну его за волосы, пока не понимаю, что это больно, нетерпеливо двигая бедрами вверх, чтобы соответствовать темпу его пальца. — Вот так, грязная девчонка.
Боже, блядь, помоги мне с этим парнем.
Облизывая мой клитор именно так, как мне это нравится, он пожирает меня так долго, что его челюсть, должно быть, сводит его с ума, но он не останавливается. Нет, пока он не поймет, что заставляет меня балансировать на грани.
— Мудак, — рычу я, пиная его, когда он садится и вытаскивает палец.
— Ты хочешь кончить? — спрашивает он, хватая меня за лодыжку, чтобы я не двигала ногой. — Возьми это.
Я прищуриваюсь и ставлю подошву другого ботинка ему на грудь, толкая его вниз, пока он не оказывается тем, кто лежит на спине в грязи.
Он может позволить мне трахнуть его, но я уже знаю, что он не будет трахать меня. Пока нет. Он сказал мне об этом в письме номер тринадцать, что будет тянуть с этим столько, сколько потребуется, и заставит меня умолять об этом.
Возможно, я втайне надеялась, что он уступит, когда наконец дойдет до этого, но он упрямый придурок, и с ним всегда что-то не так. Он непредсказуем. В данный момент я могу читать его эмоции как книгу, но в то же время я никогда не знаю, что будет дальше с Аттикусом, и это то, что я так сильно люблю в нем. Он захватывающий, веселый и так отличается от любого другого человека, которого я когда-либо встречала.
И он мой.
Хочу я его или нет, он у меня на всю жизнь.
Заставляя себя перестать так много думать, я переползаю через него на четвереньках и перекидываю ногу через его тело, садясь на его ноги, чтобы расстегнуть пуговицу на его джинсах. Он не помогает мне вытащить его член и даже не потрудился приподнять свою задницу. Он просто держится за мои бедра и посасывает нижнюю губу, пожирая мое тело глазами. Я почти уверена, что вся в грязи, но он, кажется, не возражает. Я нравлюсь ему такой — грязной — особенно когда он сам тому причина, и я знаю, что он думает обо всех других местах, где он мог бы оставить на мне свой след сегодня вечером, будь то его зубы или его руки. От этой мысли меня бросает в дрожь.
— Тебе холодно? — спрашивает он, зная, что причина не в этом.
— Заткнись.
Он ухмыляется как сумасшедший, стонет, когда я вытаскиваю его член из штанов и наклоняю голову, чтобы плюнуть на него. — Блядь, детка. Сделай это снова.
Я слушаюсь, несколько раз поглаживая его кулаком, чтобы покрыть своей слюной. Он сжимает челюсть и впивается кончиками пальцев в мою плоть, как будто его убивает лежать здесь и ничего не делать. Я знаю, что это должно быть наказанием для меня, но он заставляет меня чувствовать себя гребаной королевой.
Оставляя свою одежду точно такой, какая она есть, я приподнимаю юбку и двигаюсь вперед на коленях, опускаясь вниз, чтобы потереться своей киской о его член. Он не был во мне больше полугода, и, хотя я уверена, что это будет не так больно, как в первый раз, я все равно насаживаюсь на него медленно, сначала только кончиком, чтобы прощупать почву.
— Не дразни, Ви, — предупреждает он. — Я сделаю тебе больно.
— Но мне нравится, когда ты делаешь больно, — говорю я сладко, возвращая ему его собственные слова, сказанные ранее.
Он двигается так, как будто собирается схватить меня, поэтому я обхватываю его рукой за горло, как он делал со мной много раз, прижимая его голову к земле. Он ворчит, и я прижимаюсь к нему остаток пути, пока между нами не остается ни дюйма свободного пространства.
— Боже… — шепчет он, больше для себя, чем для меня. — Двигайся.
Зная, что эта часть для меня, я даю нам то, чего мы оба хотим, и двигаю бедрами на нем, выпячивая задницу, чтобы потереться клитором о его таз. Мне всегда нравилась эта поза, но у меня действительно слабые бедра для этого, и то, как он смотрит на меня прямо сейчас, чертовски отвлекает.
— Мне нравится, когда ты вот так на мне ездишь, — стонет он, сжимая мое бедро и направляя меня вперед-назад. — Ты такая красивая, детка.
К черту мое сердце, маленькая шлюшка, любящая похвалу.
— Может, ты перестанешь говорить?
Он тихо смеется, приподнимаясь на локте, чтобы свободной рукой схватить меня за задницу. — Ты уверена, что не хочешь это услышать?
— Я уверена.
— Ты не хочешь услышать, как, по-моему, это сексуально, когда ты используешь меня? Когда ты трешься своей мокрой маленькой киской о мой член, как будто это твоя личная игрушка для траха?
— Нет.
— Что, если я скажу тебе, сколько раз я простонал твое имя в подушку, когда был в тюрьме? — Он продолжает, поворачивая мое лицо, чтобы прижаться губами к моему уху. — В одну из ночей, когда ты повесила трубку после моего звонка, я трахнул свою собственную руку и притворился, что это твое горло.
