того, чтобы оказаться вне поля зрения служивого.
Запретили проезд по асфальту? Однако выросшему в здешних краях известны и другие дорожки. В том числе та, которая серой змейкой дремлет у опушки Великоанадольского леса. Надо лишь обогнуть хлебные амбары времён царствования Николашки Второго, и вот она, такая знакомая глазу и ступням, что возникает желание отвесить поклон припудренным пылью ромашкам у ее обочин.
НЕ УКРАДИ
Однако вернусь к хлебным амбарам, которые огибает наша машинёшка. Тем более причина для этого имеется. Именно здесь, задолго до войны, я переступил одну из главных христианских заповедей: «Не укради». Однако в душе продолжает теплиться надежда, что грехопадение будет списано вместе с вылазками в сад мельника деда Панька за яблоками, которые вобрали в себя столько августовского зноя, что о них можно ожечь ладони.
Да и пренебрег я заповедью исключительно с подачи главного редактора, отписавшего мне жалобу уволенного начальника охраны амбаров, на официальном языке именуемых хлебоприемным предприятием.
Директор же сего заведения изложенные в письме обвинения в хищении народного имущества категорически отрицал. Мол, таковые если и имели место, то после увольнения главного сторожа сошли на нет. Таким образом приписанные к хлебному месту граждане поставили меня перед выбором: или переадресовать письмо в прокуратуру, или же самому во всем разобраться.
Решил действовать по второму варианту. Уговорил фотокора, одолжил у приятеля – начальника райотдела милиции парочку сержантов, обзавёлся мешком, и вся гоп-кампания отправилась в хлебные амбары.
За свою жизнь я испробовал много. На траверзе островов Зеленого мыса играл в поддавки со свирепым ураганом, спасался от клыков секача-подранка, однако никогда ещё не испытывал чудовищной вялости в коленках. Спасибо сержантам, в четыре руки перебросили через забор.
Ну, а дальше все пошло наилучшим образом. Собачонка, рядом с которой я приземлился на четыре мосла, вместо того, чтобы поднять тревогу, продолжала вычёсывать левой задней лапой блох, а перебрасывающиеся кукурузными початками полноликие тётеньки вообще не отреагировали на появление чужака. Похоже, визиты воришек здесь не в диковинку.
Окончательно осмелев, я набил мешок семечками из ближайшей кучи и в ожидании развития дальнейших событий, достал из кармана сигаретную пачку.
И они, эти события, вскоре развернулись. Правда, совсем не так, как рисовало мое воображение.
Меня наконец заметил величественный гражданин в черной куртке с золотистыми буквами на груди «Охрана».
– Здесь курить строго запрещено! – внушительным тоном заметил он.
– А воровать семечки можно? – робко полюбопытствовал я и похлопал по мешку, который использовал в качестве сиденья.
– Глупые шутки у нас тоже не приветствуются, – ответил величественный охранник и с чувством выполненной до конца миссии удалился.
Вернулся я тем же путем. Каким и попал на территорию. Разумеется, с добычей, которая спустя пяток минут была предъявлена директору хлебоприемного предприятия.
Увы, тот наотрез отказался признать семечки собственностью вверенного ему заведения. Пришлось предъявить свидетелей и заодно фотодоказательства моего грехопадения.
Лишь после всего нам милостиво разрешили вернуть краденый товар на прежнее место, что и было поручено маявшимся бездельем сержантам. А я тем временем попытался выяснить у директора главное: почему кажущиеся монолитными амбары больше напоминают прохудившиеся мешки, из дыр которых вытекает народное имущество?
Только приключения на том не закончились. Начудили милицейские сержанты. Вместо того, чтобы высыпать семечки из моего мешка, они набрали еще три.
– Один вам, один – фотографу, ну и нам по мешку, – признались стражи правопорядка, глядя честными, как у девицы перед венчанием, глазами.
От своей доли я, разумеется отказался. Во-первых, меньше всего хотелось уподобиться присосавшимся к хлебным амбарам землякам, а во-вторых, пребывал в том возрасте, когда начинаешь понимать, что добытое неправедным путем оказывается с изрядной долей горчинки. Ну, за исключением, может быть, яблок из сада мельника Панька. Да и те, сейчас гадаю, обжигали ладони не позаимствованным у августовского солнца зноем…
Что же касается автора письма, то после публикации и суда он был полностью реабилитирован, а в качестве благодарности затеплил в церкви свечу за мое здравие.
– Отныне я ваш вечный должник, – поклялся начальник охраны.
И мой протеже не соврал. Как только представилась возможность, вернул должок сполна. Первым поставил свою подпись под кляузой, которую с подачи главы Волновахской администрации на меня сочинили людишки, щедрой рукой выдававшие гуманитарную помощь усопшим старушкам. Впрочем, на бывшего подопечного я не обозлился. Не сержусь на него и сейчас, когда война отодвинула Бог весть в какое место былые обиды и сотрясения чувств.
«Я ШКУРОЙ ПОМНЮ НАПОЛЗАВШИЙ ТАНК»
Все-таки я благодарен служивому. Сколько раз мысленно перемеривал шагами знакомую с детства дорогу у лесной опушки, считал завязшие в проводах и поэтому похожие на рублишки кленовые листья, вздрагивал от вопля электрички, который легко спутать с криком настигнутого лисой зайца, а сподобился вернуться сюда спустя много лет.
Правда, сегодня электрички безмолвствовали. Их разогнала по берлогам война. Да и телефонная линия отсутствовала. На месте коряво ошкуренных столбов пролегла канава, которая, по замыслу егеря, должна оградить поле озимой пшеницы от моторизированных браконьеров.
Хорошо, что она оказалась неглубокой, в колено с четвертью, иначе мы бы продемонстрировали классический поворот «оверкиль». И зарулил в нее Вольдемар по примеру водителя хлебовозки, который, испугавшись вынырнувшего из Байдарских ворот головного бронетранспортера, заложил слишком крутой вираж.
А здесь навстречу вынырнул из-за поворота настоящий танк. Тот самый, который запоминают шкурой и прочими частями тела.
Честно признаться, я маленько сдрейфил. Все же неприятно, когда навстречу ползет плюющееся соляровым чадом похлеще Змея Горыныча чудище, а ствол его пушки целится тебе точно между глаз.
– Чертовы укрожопы, – ругнулся Вольдемар, провожая взглядом Змея Горыныча. – Чуть, паразиты, не затоптали.
– Как определил принадлежность танка? По бортовому номеру?
– А на то, что у него болтается на антенне, внимания не обратил?
– Какие-то тряпки…
– Ну да, тряпки. Внизу – желтые трусишки, а выше – голубой лифчик. Видно, подходящего флага не нашли, довелось позаимствовать бельишко у первой встречной дамочки.
– Наверное, – предположил я, – танкисты родом из села, где много лет бессменно заправляет местным сельсоветом мой школьный товарищ Ванюшка Рухляда.
В эпоху самостийности ему велели повесить на сельсовете вместо красно-синего флага желто-голубой. А соответствующего материала не выделили. Пришлось бедолаге конфисковать у секретарши синюю юбку.
– А желтое?
– К счастью, шторы в кабинете Ванюшки оказались подходящего колера. Теперь одна нормальная, до полу, а вторая вровень с подоконником.
Не будь на душе так муторно, мы бы, наверное, посмеялись. Однако обстановка меньше всего располагала к веселью.
Отшлифованная колесами дорога вдруг подернулась рябью, а ромашки, которым я мечтал поклониться после долгой разлуки, вроде бы стали ниже росточком. Словно их солнцеликие сердечки опалило
