в замке. Похоже, это подарки для любовницы. Замечательно. Просто замечательно».
Я захлопнула крышку коробочки и увидела на дне тряпицы, вытащила их, как и настойки, что там лежали.
Я подошла к кровати, но какой именно настойкой мазать рану не знала. Присела на кровать. Даже решила понюхать каждую из трех склянок, будто какая-то из них могла быть мне знакома.
Вздохнула, понимая, что придется обратиться к дракону, потому что обработать рану действительно стоило.
— Долго будешь копаться?
— Я не знаю, чем надо обрабатывать порез.
Генерал выругался и встал, выдернул из моих рук склянки и не церемонясь, бросил в меня второй сосуд. Я поймала.
— Тебя вообще ничему не учили? Как можно не знать заживляющую настойку.
— Вот так! Очень просто… (потому что я из другого мира!) — но, разумеется, на последней фразе меня взял жуткий кашель, а горло перехватило. Я повалилась на кровать, не понимая такую реакцию, ведь раньше просто слова не вырывались изо рта!
Неужели де Гнус усовершенствовал заклятие.
— Ты что, решила сдохнуть раньше времени? Твою же мать!
Именно, была бы она тут, вам бы мало не показалось, дорогой зять.
Глава 14
Я чувствовала, как каждый вдох становится борьбой. Сердце колотилось в безумном ритме, стуча в ушах как барабан.
Моя грудь поднималась и опускалась в отчаянной попытке захватить воздух, но он казался слишком тяжелым, чтобы проникнуть в легкие.
Мои руки инстинктивно схватились за шею, пальцы впились в кожу, пытаясь облегчить невидимый спазм.
И в этот момент, почти угасающим взглядом, я видела его — Даррена, своего супруга.
Он стоял напротив. Его лицо было непроницаемым. Глаза холодными и безразличными.
Все его внимание было приковано ко мне, но никакой помощи, никакого движения к спасению он не делал. Казалось, он лишь наблюдал за моей агонией, не чувствуя ничего, кроме равнодушия.
«Да он и рад будет, если я умру», — вопило все внутри меня.
Вдруг раздался глубокий и тревожный звук горна. И только это заставило дракона оторваться от моего бьющегося в агонии тела.
И то только потому, что он начал спешно надевать на себя амуницию.
На грудь прыгнул Соломон и заслонил своим мохнатым телом фигуру Даррена.
Мой хранитель топтался по груди, будто бы это могло помочь мне вдохнуть живительный кислород.
Я завалилась на бок, упала с кровати. Кот соскочил и забегал рядом.
А я… видела, как Даррен не сделал ни шага в мою сторону.
Он бросил на меня лишь отрешенный взгляд своих голубых глаз и отвернулся. Распахнул створки шатра и в полной боевой готовности скрылся из виду.
Он оставил меня одну.
Невероятная боль и обида заполнили моё сердце.
Как он мог так беспечно относиться к моей участи?
И тут я сделала живительный глоток. Но тело еще помнило ужас кислородного голодания.
Я кашляла, судорожно втягивая воздух и не желая его выпускать. Слезы катились по лицу.
Я чуть не умерла.
А по лагерю в это время разносился тревожный клич.
На нас напали.
Я встала на колени, опустив голову. В лицо толкался Соломон. Даже на его наглой кошачьей морде было написано, как он испугался. Я взяла его в охапку и встала, поспешно направляясь к выходу.
И увидела то, чего боялась еще больше, чем первую ночь с ненавистным супругом.
Я боялась увидеть нежить, бич этого мира.
Твари атаковали, их жуткие крики смешивались с боевыми кличами воинов, воплями и металлическим звоном оружия. Вокруг началась суматоха. Драконы сбивались в кучу. Мелькали вспышки ледяной магии.
Нежить атаковала, и каждый воин должен был сражаться за свою жизнь.
Но Даррен так и стоял неподвижно.
Он словно почувствовал мое появление и повернул голову, бросая вымораживающий взгляд на меня.
Его глаза вспыхнули раздражением, а лицо вытянулось в маске гнева. Он отвернулся, а я обошла его.
Как бы мне ни было страшно, но следовало держаться его.
Он словно анализировал происходящее, прокручивая в голове все возможные варианты и последствия. Тогда его взгляд снова на мгновение скользнул в мою сторону. В его глазах я увидела бурю эмоций: разочарование и ненависть.
Что он видел во мне в тот момент? Слабость?
Неспособность постоять за себя в критическую минуту? Или просто чуждую ему уязвимость, которую он не желал признавать в своей жене?
Вдруг Даррен наконец-то нарушил своё бездействие.
Не произнеся ни слова, дракон резко обернулся и бросился в гущу событий, где его силы и умения были необходимы. Его фигура быстро растворилась среди бегущих и кричащих воинов, а я осталась наедине с моим страхом и одиночеством, пытаясь подавить в себе растущее чувство предательства.
Он снова выбрал не меня, выбрал битву.
А что делать мне? Я не умею биться, я не воин, и даже не феникс…
Как же хорошо, что я успела замотать ладонь, а кровь уже не текла. Плохо, что я беззащитна и муж не заботится о моей жизни. А еще кот на руках. Бестолковый и немой.
— И что нам делать, Соломон? — дрожащим голосом, прошептала я.
— Лезть на дерево!
— Ты говоришь? — я подняла его перед глазами.
— Не заговоришь тут! — проорал кот. — Беги скорее! А то сожрут нас твари. А я не вкусный! Мохнатый и костлявый и вредный и жить хочу-у-у! А-а-а-а! — заголосил он и начал вырываться из рук.
Я выпустила Соломона, и он приземлился на мягкие лапы. Вокруг творился настоящий ад!
— Ну и вонь! — кот вздыбил шерсть и крутил головой. — Ну и муженек тебе достался, скотина крылатая. Ну и мы не пропадем. Хрен им, сосулькам. Давай за мной.
И кот побежал, а я за ним.
Надеяться на спасение со стороны я не могла. Все только рады будут моей смерти.
Мы обежали шатры, миновали гущу событий. Соломон подобрал дерево, как раз то, где стояли привязанные лошади.
— Давай сюда! — скомандовал он, пока животные беспокойно ржали и стучали копытами, но были связаны на славу.
— Сюда же первым делом придут твари.
— Так закусят мясцом, а на нас не взглянут!
— Добрый ты котейка.
— Продуманный, хозяйка. Да и на спину хоть залезешь, а то все ветки высоко. Когтей же у тебя нет?
— Блин.
— Ага.
Я пошла в сторону своей лошади. Успокоила как могла, потом боясь, что грохнусь, взобралась ей на спину, оттуда с трудом устояв на спине, схватилась за ветку, и подтянулась.
Чувствовала себя мешком с картошкой. Взобралась на ветку, где уже беспокойно бегал Соломон.
— Нет, Ринка, нам тут не выжить. Как хочешь, но феникса надо вернуть.
— А то я
