наши тела, даже образ мыслей («Надо мыслить позитивно»). Отойдите на шаг в сторону — и вы увидите, что строить отношения из позиции власти и контроля — это безумие.
Но даже если мы это понимаем, в момент, когда страсти начинают накаляться, власть берут более реактивные отделы мозга и мы обращаемся к модели: «Я прав, а Ты нет. Твоя победа — мое поражение. Я могу либо подпустить Тебя ближе, либо защитить себя».
Мы все коллективно и лично отчаянно нуждаемся в новой парадигме. С той точки зрения, где ценны в первую очередь отношения, ответом на вопрос «Кто прав, а кто виноват?» будет: «Какая разница?» С этой точки зрения и сам вопрос звучит по-другому: «Как мы как команда собираемся решить проблему? Какой способ подходит нам обоим?» Переход от индивидуалистического мышления к отношенческому — на первый взгляд кажется романтическим идеализмом, но я день за днем наблюдаю в собственном кабинете, какой потенциал для изменений в нем таится.
Приведу самый заурядный пример. Стэн. Ты или прав, или женат
— Он не желает меня слушать! — кричит Люси, белая, лет тридцати пяти. Она сидит на самом краю дивана и воздевает руки, будто умоляет меня о чем-то.
— Я ее не понимаю, — произносит Стэн, тоже белый, сорока трех лет. Он закрыл лицо руками — сломленный, измученный, словно говоря: «Что бы я ни делал…»
А третий в кабинете — я, и я смотрю и слушаю. Брак Стэна и Люси на грани краха — и из-за чего? Из-за недоразумения.
Прошлые выходные едва не обернулись бедой.
— Мы собирались поехать восстановить силы — только вдвоем в нашем домике на Кейпе, — рассказывает мне Люси. — Мы оба ждали этой поездки. Она была нам нужна. — Она опускает глаза и смотрит на свои ладони. — Мы и доехали-то туда чудом. Я чуть не развернула машину и не уехала домой.
Что же произошло?
— Такая банальщина, вы будете смеяться, — говорит Люси. — И тем не менее…
Тем не менее, думаю я. Старое доброе «тем не менее». Такая банальщина, что впору только посмеяться, но тем не менее… из-за нее можно и на баррикады пойти. Домашняя жизнь — это крошечная сцена, полная гигантских эмоций.
— Что же произошло?
— Да чушь полнейшая, — объявляет Стэн, барабаня одной ногой о пол, раздраженный, потерявший терпение.
— Мы взяли две машины, — перебивает его Люси, решив взять все в свои руки. — Обе были нагружены продуктами. Поэтому мне было не видно, что сзади. Я и так нервничала. Не люблю ездить в темноте. Я попросила Стэна держаться рядом — на всякий случай, ну, я не знаю, если я потеряюсь, не там сверну, да мало ли.
— Она хотела, чтобы я присматривал за ней, — говорит мне Стэн, чтобы сократить историю. — Я так и делал.
— Нет, не делал, — говорит Люси.
— Именно это я и делал. Вот посудите сами. — Стэн обращается ко мне, к арбитру. — Я пробирался сквозь пробки…
— Еще одна сложность, — встревает Люси.
— Не будем отвлекаться, — прошу я ее.
— Я был на две машины впереди нее.
— Но я тебя не видела! — перебивает Люси.
— Я прекрасно видел ее в зеркало заднего вида.
У Стэна появляется затравленное выражение. Я уже чувствую, куда все ведет.
— Она мне звонит в панике, совсем не в себе. «Ты обещал, что не бросишь меня!» Прямо с ходу начинает на меня орать.
— Ой, Стэн, да ладно тебе. — Люси словно отмахивается от ребенка.
— Родная, конечно, очень плохо получилось, что ты меня не видела, как ты говоришь…
— Но ты меня бросил! А обещал…
— Ты была сразу за мной, черт побери! Я сказал тебе: следи за машиной, которая у тебя впереди. Я был рядом, милая. Так что не надо…
— Мог бы просто пропустить две машины вперед, и тогда…
— Ясно, — перебиваю их я. — Кажется, я понял.
Стэн и Люси увлеклись типичной битвой индивидуалистов «Кто прав, кто виноват», опираясь на то, что у них были несколько разные определения, что такое «быть рядом» с Люси. И оба правы, когда говорят, что их спор — банальщина, но есть в нем и это досадное «тем не менее». «Тем не менее» может разрушить семью. «Тем не менее» может привести к разводу.
Для Люси «быть рядом» — значит быть прямо возле нее. Для Стэна это значит держать ее в поле зрения. Кто тут объективно прав? Ну, признаться, вопрос с подвохом.
Я прошу супружеские пары, с которыми работаю, проглотить несколько горьких пилюль. Вот первая: В личных отношениях нет места объективной реальности. Объективная реальность хороша, когда нужно заставить поезд приехать по расписанию или разработать спасительную вакцину, но, чтобы дознаться, чья точка зрения «обоснована» в межличностных отношениях, это путь к провалу. Она ведет к битвам за объективность. Что происходит — Люси заводится по пустякам или Стэн бросает ее в беде? Такие споры могут вертеться по кругу вечно, словно собака, кусающая свой хвост, и вырваться из них сложно, поскольку предположение, что бывают объективные факты, изначально ошибочно.
В близких отношениях вопрос не в том, чтобы два человека пришли к одной единственно истинной реальности, наша задача — путем переговоров примирить две разные субъективные реальности. Из этих двоих я беру сторону Люси, в этом и состоит разница между RLT и остальными видами терапии. Мы можем принять чью-то сторону. Фактически Стэн прав, а с точки зрения отношений — нет. Действительно ли Стэн присматривал за Люси, действительно ли следил, как и обещал, чтобы у нее все было хорошо? Да, бесспорно. И если бы просьба исходила от него, его бы все устроило. Но Стэн не женат на Стэне. Люси нужно было ощущать успокоительное присутствие Стэна рядом, в поле зрения. Ей требовалась не его помощь, а уверенность, которую придавало его присутствие. В этом случае — и во многих других подобных, как уверяет меня Люси, — Стэн «не понимал», чего она хочет. Он не улавливает главного, поскольку не мыслит отношенчески. Подобно множеству моих клиентов-мужчин, Стэн ведет себя инструментально. Он сфокусирован на насущной задаче, а не на субъективных чувствах партнерши. Он присматривал за ней, но не удовлетворял ее эмоциональных потребностей.
Именно об этом писала Дебора Таннен, знаменитый лингвист, в своей книге «Ты меня не понимаешь!», которая вышла в 1990 году, где говорится о том, что мужчины в разговоре обсуждают информацию, а женщины выстраивают отношения [38]. «Объективно» Стэн был на сто процентов прав. Однако одновременно он был на сто процентов слеп и глух ко всему, что составляло субъективное восприятие его жены. Хуже того, всякий раз, когда Люси пыталась объяснить ему, что ее беспокоит, всякий раз, когда она пыталась навести мосты через разделявшую их пропасть, Стэн только упорнее держался за свою драгоценную правоту.
— Давайте я объясню. — Я пытаюсь помочь Стэну. — Посмотрим, сумеете ли вы сменить точку отсчета. Когда Люси что-то говорит, у вас, Стэн, есть два критерия, две точки отсчета, которые служат вам ориентирами. Первый — объективная реальность. Вы действительно присматривали за Люси, как она хотела, — да или нет? Права ли она в своей оценке — да или нет? На это я, друг мой, скажу — удачи вам. Права она или не права — извините, Стэн, но, увы, это никого не интересует. В сущности, вы применяете к своим отношениям с женой научный метод. А здесь он не работает. А вторая точка отсчета, судя по выражению вашего лица, это, как бы сказать, вы сами. Вы говорите себе: «О Господи! Неужели мне и правда нужно все это выслушивать?»
Стэн ерзает на диване, но не отпирается.
Я продолжаю:
— Вот чего я хочу от вас: смените точку отсчета. Просто попробуйте. Мне горько
