— Там какой-то кустарник, большие деревья. Леском не назовешь, но место уединенное. А наша площадка, по-моему, далеко от дома.
— Тогда, думаю, можно рискнуть. Ну и, кроме того, там, на месте, может быть, в голову придет какая-нибудь идея, как уговорить старика.
В отчаянии Джейни бросила карандаш на стол, сломав грифель и ушибив пальцы о столешницу. Для человека, который умеет владеть собой, это было не вполне обычное проявление чувств, но Джейни казалось, у нее были все основания. Когда она изложила престарелому смотрителю свою просьбу разрешить им взять пробы грунта, он отказал, вежливо, но твердо, без каких бы то ни было объяснений, и, как она его ни умоляла, не изменил решения, так что ей оставалось звонить всем, кого, как ей казалось, она могла просить повлиять на старика. У нее уже ухо болело от бесконечных и бесплодных телефонных разговоров. Сред и тысячи — или почти тысячи — сотрудников английских министерств не нашлось никого, кто изъявил бы желание дать им разрешение в обход воли старого упрямца.
Больше всего ее раздражало, что старик не потрудился даже объяснить причины отказа. Она видела его участок накануне, приехав брать пробы на соседних землях, и не нашла там ничего такого, что и впрямь могло бы помешать ей сделать свою работу. Она увидела обыкновенную пустошь, едва заметно спускавшуюся вниз, заросшую сорняками и диким кустарником, с торчащими кое-где большими валунами. В дальнем ее конце стоял каменный дом, крытый соломой, в котором, как решила Джейни, и жил смотритель. На въезде, по обе стороны от грунтовой дороги, росли два заметных издалека старых, почти без листвы, дуба, смыкавших над ней свои ветки в вековечном объятии. Место было безрадостное, унылое, напрочь лишенное обаяния старины, какое она ожидала увидеть.
— Не понимаю, зачем тут присматривать, — с досадой сказала она тогда Кэролайн. — Вот уж не Кенсингтон.
Она подошла к холодильнику, стоявшему у нее в номере, и выбрала спелый нектарин. Маленьким острым ножом она разрезала плод, не снимая янтарной кожицы, на дольки. Спелая мякоть поддавалась легко, от самого легкого нажима. «Одна из тех простых радостей, которых не замечаешь, пока не лишишься». Нектарин был на удивление сочный, и Джейни пришлось откусывать, втягивая сок, чтобы не капнуть на одежду. Она ела медленно, смакуя каждый кусочек, и вспоминала то время, когда могла позволить себе съесть два, три таких нектарина в день, ни на секунду не задумавшись о том, откуда они взялись. Она облизнула пальцы, вытерла руки о джинсы, снова взяла телефонную трубку и набрала английский, из восьми цифр, номер, и палец ее, привыкший к номерам американским, машинально искал девятую.
Два звонка прозвучали один за другим — Джейни слышно было их и через стену, разделявшую их с Кэролайн комнаты. Потом знакомый голос произнес:
— Алло!
— Просыпайтесь, моя дорогая. Босс на проводе. Я вернулась, и новости у меня, как здесь говорят, зашибись.
— Да что вы! А я-то думаю, чего мне сегодня не хватает! Ну и что у нас на этот раз?
— То же, что и вчера, — ответила Джейни. — Болезнь под названием бюрократикус нервозус. Средств лечения нет. Исход будет фатальный.
— Вы бы ему рассказали о принудительной вазэктомии, мадам хирургиня.
Джейни хмыкнула.
— А я не знаю, делают ли ее еще в Англии. Позвольте напомнить, я больше не хирургиня, потому-то и занимаюсь этим дурацким, дурацким проектом. Нужно было послушаться Джона и копаться в земле у себя дома. Похоже, нам остается только лично нанести визит мистеру Сарину.
* * *
Услышав шум подъехавшего автомобиля, старый смотритель аккуратно закрыл ветхие страницы старинной книги. Отодвинул кружевную занавеску, закрывавшую окно старого дома. Прикрывая глаза от яркого света предвечернего солнца, он пытался рассмотреть сквозь неровное, старое стекло гостей, еще не вышедших из машины, которую заслоняли старые дубы. «Что им нужно? — подумал он, неожиданно разволновавшись. — Неужели узнали?»
Пес стоял рядом с ним, наклонив голову, недоумевая, чем заинтересовался хозяин.
— Вот они и приехали, дружок, — сказал старик, потрепав пса по голове. — Наконец приехали.
Неотрывно он смотрел на двух женщин, которые вышли из взятого напрокат автомобиля. Обе были хорошо одеты, и он подумал, что, по крайней мере, они выглядят как вполне преуспевающие дамы. Одна была повыше и явно старше второй. Темные ее волосы были подстрижены просто, до плеч, и слегка тронуты на висках сединой. Лицо у нее было приятное, но замкнутое и встревоженное, и, увидев на переносице предательские тонкие морщинки, он задумался, что могло тревожить такую привлекательную и явно не обделенную судьбой женщину. Когда она развернула карту, он заметил, что пальцы у нее гибкие и длинные, а движения плавные. Вторая женщина была помоложе и ниже ростом, рыжеволосая, с усыпанным веснушками лицом. «Первая у них главная», — решил он.
Разница стала еще заметней, когда они встал и рядом. С минуту они вместе рассматривали карту, показывая рукой то туда, то сюда и обмениваясь словами, которых ему не было слышно. Потом двинулись, то и дело оступаясь, по длинной, мощенной старым, стертым булыжником дорожке к его дому. Он улыбался, глядя на них с симпатией, и вдруг признался себе, что не прочь поболтать. За всю жизнь у него было не много друзей. Самый близкий из них сейчас стал слишком стар, перестал приезжать, и смотритель остался в одиночестве, довольствуясь лишь редкими беседами со случайными людьми.
В доме были купленные у бакалейщика тоненькие бисквиты, которые в его бедной семье когда-то считались роскошью. Он достал лучшую скатерть, парадную посуду. Салфетки пришлось свернуть заново, так, чтобы спрятать несколько пятен, и он понадеялся, что их не заметят. Желая принять гостий как следует, он, накрывая на стол, вдруг подумал, что, может быть, это последние в его жизни гости, и хоть он не такой, как все, и прожил жизнь в одиночестве, но пусть все будет как надо. Ему было жаль, что он не может дать этим женщинам то, за чем они прибыли, но он постарается преподнести отказ как можно вежливей и любезней. Жалел он и о том, что так и не научился вести дом, как некогда его мать. Убирал он хуже, и в помещении царил беспорядок.
Наконец они постучали. Он отошел от окна и, шаркая, подошел к простой филенчатой двери. За дверью стояли две женщины, обе с заготовленными приветливыми улыбками на лицах.
— Мистер Сарин? Роберт Сарин? — спросила высокая.
— Он самый, — кивнул он, улыбнувшись.
— Меня зовут Джейни Кроув, а это моя ассистентка Кэролайн Портер.
— Входите, пожалуйста, — сказал он, жестом приглашая их внутрь.
Высокой на пороге пришлось пригнуться, вторая переступила через порог быстро, не наклонив головы. Он сделал им знак садиться, но, когда они двинулись к стульям, заметил, что на стульях набросаны вещи, и сам поспешил вперед, шаркая, со словами:
— Прошу прощения, позвольте, я уберу.
И он быстренько сгреб в охапку носки, свитер, собачий поводок, который не повесил у входа, как это всегда делала мать, и грязную тарелку с вилкой, выложенной посредине. Когда все наконец устроились за столом и обменялись любезностями, он подал свое скромное угощение.
