теперь сижу на вроде как привычно жестковатом матрасе и чувствую себя гостьей. Неуютно.
Не то, что у Славы.
— Не злись, мам, но я не уверена, что увидите на каникулах, — произношу с усталой улыбкой, а мама сидя дома тяжело вздыхает.
— Нет уж, родная, если тебя судья и на каникулы ко мне не отпустит, сама приеду и такой скандал ему закачу!
Я почему-то не сомневаюсь. Представляю себе картину и понимаю, что отчасти смешно, отчасти… Вообще нет.
— И времени же ни на что не оставляет! Тебе двадцать два, Юль. Тебе сейчас гулять бы, с парнями встречаться…
Глаза самопроизвольно закатываются.
С парнями мне гулять поздно, мам. Я уже встретила своего. Только гулять нам некогда. Мы ебемся и ебем врагов.
В общем, хуууууух… О собственной реальности с мамой особо не поговоришь.
— Передавай папе и Владику привет, мамуль. Мне закончить надо…
— И поужинать не забудь, Юль! Я чувствую, ты похудела!
Сбрасываю и с грустной улыбкой качаю головой. Это вроде и мило, но мне почему-то тошно…
Снова фокусирую взгляд на зеркале. Постепенно тухну до состояния до звонка.
Мы с мамой так и не поговорили о том, что происходило с нашей семьей семь лет назад. Эта тема осталась приоткрытой. Я больше не настаивала — объяснений Славы мне оказалось достаточно. Мама… Думаю, она не хочет туда возвращаться и макать в это меня. Но Славу, конечно, узнает. Если я их однажды «познакомлю».
А чего хочу я — так и не скажешь. Путано все.
Вроде бы к Славе, но уже поздно. Да и если приеду — смогу не обвинить в полуправде? А точно уверена, что он должен был озвучивать полную?
Не знаю, черт… Не знаю ничего.
Беру себя в руки и встаю с кровати. В чем-то мама, несомненно, права. Хотя бы поесть было бы неплохо.
Аппетита нет, но я плетусь на кухню, чтобы сделать несколько бутербродов.
Занимаясь нарезкой, еще раз кручу в голове свои сомнения.
Слава — непростой человек. У него огромные, местами пугающие, связи. Необычный взгляд на мир. Но чаще всего на каждый мой вопрос у него есть вполне разумный ответ.
Если контакты с Кристиной не разорваны в ноль или возобновлены — наверное, в этом тоже есть смысл. Только какой?
Власова теперь рисуется в моей голове еще более отталкивающим персонажем. Ее отец пугает даже через фото, которые я успела рассмотреть.
А что, если он планирует вернуть Славу «в семью»? Я способна вообще составить Власовой конкуренцию? Мои интересы кто-то учтет?
Далеко не сразу слышу трель дверного звонка. Когда осознаю, что за назойливый звук мучает барабанные перепонки, сердце подскакивает.
Я до сих пор отлично помню, как Руслан Смолин тряс передо мной связкой ключей от этой квартиры. И вроде бы с тех пор с помощью Славы в дверь был врезан дополнительный замок, который снаружи отомкнуть, если я внутри, невозможно, но чувство полной безопасности не вернулось.
Я поэтому и люблю больше ночевать у него. Там спокойней. Там теплее. Там лучше. Там…
Иду через комнату в сторону коридора и входной с кухонным полотенцем в руках.
Под свист звонка поднимаюсь на носочки и смотрю в глазок.
Сердечный ритм ускоряется еще на порядок. Грудную клетку печет яркое сочетание эмоций.
Опускаюсь на пятки, отбрасываю полотенце и отщелкиваю замки один за другим, толкаю дверь…
— Привет, я… — А что я? Запинаюсь и смотрю Славе в глаза.
— Ты долго, Юль, — сдержанное замечание нехило бьет по совести. Закусываю уголок губ и проезжаюсь по неожиданному гостю взглядом.
Он выглядит уставшим, в том же костюме, в котором утром был в суде, но уже слегка примят.
— Извини, я не слышала, — оправдываюсь, колеблясь, что делать.
Это удивительно, но в моей квартире он был всего раз, когда помещения проверяли на наличие прослушки. Ее здесь нет. Это не хорошо и не плохо. Просто определяет манеру допустимого для этого места поведения.
— А что делала? — Спокойный, но при этом слегка напряженный взгляд так же проезжается по мне.
Короткие домашние шорты и тонкая майка — не тот образ, в котором я хотела бы его встречать, но…
— Практические начались. Я… Готовилась.
Снова вру и испытываю стыд. Слава хмурится сильнее.
Я знаю, что нужно улыбнуться, выдохнуть, отступить, пропуская его внутрь, но медлю.
Мой взгляд спускается с глаз ниже. Задевает мужской подбородок, ползет по шее, врезается в пуговицу на грудной клетке.
— Пустишь или..?
Глава 8
Юля
— У тебя уютно, — Слава крутит головой и произносит без иронии, но я все равно волнуюсь. Не каждый день принимаю здесь таких важных, пусть и незваных, гостей.
Слежу из дверного проема, как оглядывает гостиную, и даже не знаю, что вызывает более сильные переживания: мои мысли до его прихода или тот факт, что пришел.
Поворачивает голову ко мне, смотрит внимательно. У меня в ответ сбивается дыхание и в сторону съезжает взгляд.
— Владик тоже сказал, что уютно. Это какое-то универсальное слово, когда важно не обидеть?
Совершаю попытку пошутить. Чтобы понять — оценил Тарнавский или нет, украдкой смотрю в лицо.
Кажется, нет. Серьезный. Вздыхаю.
— Присядешь? — Спрашиваю, указывая на кресло.
— Если хозяйка не против, — его низкий, приятный уху, тембр резонирует со струнами где-то в груди. Звук проникает под кожу и щекоткой расползается по телу. Приятно. Хочется слушать и слушать. Верить и верить.
И даже неважно, во что, Юль, правда? Даже если навешает тебе на уши отборных макарон…
Ладно. Всё. Стоп.
— Хозяйка не против, — произношу максимально гостеприимно, а дальше слежу, как Слава подтягивает ближе кресло, садится на него.
Вроде бы самое время начать свой допрос, но я ощущаю кожей очень-очень внимательный взгляд и подозреваю, что допрос сегодня проведу не я.
Почему, Слав? Потому что мы друг другу соврали и доверяем не на сто? Или это не наша мнительность, а есть реальные основания друг другу на сто не доверять?
— Я думал, ты сегодня у меня.
Разговор начинает Слава. Я в ответ недолго молчу.
Я думала, ты скажешь мне, что в той комнате — твоя бывшая, а не «неплохая Кристина».
— Устала на парах. Захотела отдохнуть.
— Почему не написала?
— Я написала.
— Что будешь учиться. У меня учиться нельзя?
Вопрос повисает в воздухе.
Мы смотрим друг на друга в открытую. Я переплетаю руки в защитном жесте в то время, как Тарнавский сидит максимально открыто.
Конечно же, инициатива в его руках. Кто-то сомневался?
— Я хотела побыть сегодня в одиночестве.
Это такая же полуправда,
