Сано спрятал улыбку. Служанка принесла поднос с едой — рис, рыба, маринованная редька и чай.
В части иносказания Ямаги мог сравниться с Огю. Фактически Ямаги передал следующие сплетни. Канцлер предпочитает мужчин женщинам и является любовником сегуна с юных лет. Именно эта связь принесла Янагисаве влияние в стране. Аппетиты Цунаёси не ограничиваются Янагисавой. Он, несомненно, тратит правительственные средства на щедрые подарки другим любовникам, включая целый гарем мальчиков. В рядах слуг сегуна растет возмущение и среди могущественных даймё, но ропщут они не из-за сексуальных предпочтений сегуна, многие самураи привержены однополой любви, это как проявление бусидо, они скорее осуждают вопиющий фаворитизм.
Разговор переключился на обыденные темы. Болтать во время еды считалось грубостью, но ёрики уже покончили с завтраком и не находили ничего дурного в том, чтобы посудачить, пока Сано утолял голод. Исключенный, как всегда, из общей беседы, Сано взглянул на себя и коллег со стороны. Как они отличаются от воинов прошлых эпох! Вместо того чтобы собраться где-нибудь в центре для обсуждения вопросов стратегии перед грядущей битвой, они сидят в уютной столовой и перемывают косточки чиновникам. Хасия, например, распинается о своих проблемах с казначейскими бюрократами. Куда ему до генерала Ходзё Масамуры, который защитил страну от монгольского вторжения четыреста лет назад! Сано был рад тому, что мир принес стране процветание и покой, он сожалел об утраченной простоте минувших дней.
Бусидо претерпел незначительные изменения, следуя требованиям времени. Самураи по-прежнему считали честь, отвагу и верность главными достоинствами. Они носили мечи и тренировками поддерживали боевое искусство на должном уровне. Но порой лояльность к вышестоящим начальникам, союзникам, покровителям, не говоря уже о сёгуне и императоре, вступала в противоречие с клятвенной преданностью господину, толкала на предательство. Конечно, многие самураи занимались боевыми искусствами в школе, организованной отцом Сано, однако далеко не все. Эти становились изнеженными подобно Ямаге и Хаяси. Правда, сёгун Токугава Иэясу приказал учить самураев не только воинским делам, но и политесу. В мирное время их способности должны использоваться в гражданской сфере. Подобное образование и скудеющие кошельки делали самураев идеальными кандидатами на замещение должностей в бюрократической системе бакуфу. Однако Сано не мог избавиться от мысли, что самурайский дух отчасти утратил твердость и силу.
И вместе с ней — уверенность в том, что твоя жизнь есть подготовка к последнему сражению во славу господина. Разве Сано не готовился к расследованию преступления и поиску убийцы? Как ему быть?
Размышляя о двойственности положения, в которое попал, Сано запоздало понял, что Хаяси обращается к нему. Нетерпеливый тон коллеги показывал, что вопрос ставится не в первый раз.
— Простите, Хаяси-сан. Я отвлекся. Что вы сказали?
Хаяси, глядя прямо в глаза, отчеканил:
— Существует мнение, что учителя ничем, кроме преподавания, заниматься не могут. Но правительство организовано настолько умело, что фактически управляет само собой. Поэтому не имеет значения, кто и каким образом занимает должности. Вы согласны?
Слова Хаяси зловеще повисли в воздухе. Его приятели ухмыльнулись и обменялись красноречивыми взглядами. Сано бросило в жар. Ему надоели постоянные шпильки и завуалированные оскорбления. Именно потому, что Сано и сам себя считал недостойным занимаемого поста, в нем забурлил гнев. Все раздражение последнего месяца готово было выплеснуться в виде злой отповеди. Только понимание, что его открытая ссора с Хаяси разозлит Огю, заставило Сано промолчать. Огю ожидал, что полицейское управление будет работать без сучка, без задоринки.
— Да, существуют разные мнения, — с вынужденным спокойствием ответил Сано.
И почувствовал вдохновение. Пусть эти хлыщи думают, как им заблагорассудится. Преподаватель и ученый-историк обладает многими полезными талантами, которые можно применить к любому заданию — даже к расследованию убийства. Когда Сано хотел узнать о каком-нибудь событии или человеке, он рылся в книгах, расспрашивал свидетелей. Ничего, что у него пока нет очевидцев убийства. Он поговорит с теми, кто близко знал Юкико и Нориёси. Таким образом он выяснит мотивы злодейства и установит личность преступника.
Бросив на столик палочки, Сано встал и поклонился присутствующим в знак прощания.
Хаяси нахмурился:
— Вы столь быстро покидаете нас?
— Да. — Сано посмотрел на шесть запрокинутых к нему лиц. Враждебность, отпечатанная на них, опечалила и встревожила. Неспособность сдружиться с коллегами сулила плохое будущее. Но что поделаешь! Враждебность имеет меньшее значение, чем истина и воздаяние убийце. — Я должен дать указания подчиненным и нанести визиты вежливости семьям погибших.
* * *
Большие укрепленные имения даймё занимали солидные участки земли к югу и востоку от замка — впечатляющего скопления каменных стен и черепичных крыш на вершине лесистого холма. Каждое было окружено непрерывной линией построек, в которых жили не менее двух тысяч слуг. Белые оштукатуренные стены, украшенные черными изразцовыми плитками, образовывали геометрические фигуры и прерывались воротами с многочисленной охраной. Чистые прямые улицы, достаточно широкие для того, чтобы вместить крупную военную процессию, разделяли имения. По улицам сновали пешие и конные самураи.
Сано быстро шагал, вглядываясь в гербы на воротах. У Сано изо рта повалил пар. Стало прохладнее, затянутое тучами небо опустилось на город, обещая снег. Под мышкой у него был зажат традиционный траурный подарок: коробка дорогих пирожных, завернутая в белую бумагу и обвязанная черно-белой тесемкой.
Замок вдалеке и вооруженные люди вокруг напомнили ему, что Эдо в первую очередь — военная база. Тысячи горожан, зажатые между этим районом и рекой, существовали только для того, чтобы обслуживать ее. Эдо принадлежал сегуну и даймё.
«Имение Ниу Масамунэ при его богатстве и влиянии должно располагаться среди ближайших к замку», — решил Сано и продолжил путь. А вот и герб клана Ниу — красная стрекоза в кольце на белом знамени. В знак траура ворота были увиты черной тканью. Сано подумал, что стрекоза — символ победы — не подходила в качестве герба для клана Ниу. Ведь они и их союзники потерпели поражение от партии Токугава при Сэкигахаре. После сражения Ниу лишились владений своих предков. Однако Иэясу, первый сёгун из клана Токугава, понял: если он не ублажит побежденных врагов, они вскоре взбунтуются. Он отобрал у них прежние и новые владения — Ниу получили земли на Сацума, подальше от области своего традиционного влияния. Иэясу и его потомки взыскали с бывших противников огромные деньги в виде дани, одновременно позволив им сохранить значительную часть богатств, и дали автономно править в подаренных провинциях. Таким образом, Ниу Масамунэ сохранил за собой положение одного из самых высокопоставленных «внешних правителей» — тех, чьи кланы поклялись после Сэкигахары в верности роду Токугава. Красивые двустворчатые ворота с красными столбами и балками, двумя караульными помещениями по сторонам и массивной черепичной крышей демонстрировали превосходство Ниу над менее значительными даймё.
