Книга Любовь на Рождество - Снежная

— О чем ты? — спрашивает она слишком невинно.

— Он изменился.

— Он вырос. Теперь он больше не мальчик. У него также больше нет матери, которая нашептывает ему на ухо. Люди могут говорить что угодно о твоей маме — забеременеть в шестнадцать лет, как бы дико это ни звучало, но, по крайней мере, у нее хватило здравого смысла понять, что она не создана для материнства.

Я удивленно смотрю на нее. Она не часто говорит о Сандре.

— Я никогда по-настоящему не переживала из-за того, что она оставила меня с тобой. Ты ведь знаешь это, правда, бабушка? — Это чистая правда. Моя бабушка подарила мне лучшее детство. Я бы ничего не стала менять.

— Конечно, знаю, милая.

Мама была молода, когда родила меня. Слишком. Она скитается по разным местам. Я благодарна, что она не пыталась забрать меня с собой, когда решила покинуть Оленью долину. Одному богу известно, что могло бы случиться со мной, если бы она это сделала.

Бабушка одаривает меня усталой, но теплой улыбкой.

— Я только говорю, что некоторые родители могут быть токсичными, и их детям может потребоваться время, чтобы освободиться от этого влияния.

— Ладно, — соглашаюсь я, понимая, к чему она клонит. Или, по крайней мере, пытаюсь понять. Трудно отпускать вещи, когда они были с тобой столько лет. Уход мамы — довольно ужасное воспоминание. Даже если бабушка заботилась обо мне наилучшим образом и подарила прекрасное детство, я все равно росла, зная, что моя мать бросила меня. Но, как говорит бабушка, это было к лучшему. На самом деле, это было, наверное, самое бескорыстное, что моя мать когда-либо делала для меня, и разве это не здорово?

— Я просто рада, что ты вернулась. — Она берет меня за руки, и я замечаю, как углубились морщинки возле ее глаз. Она постарела, но каким-то образом осталась такой же красивой. Надеюсь, у меня такие же хорошие гены.

— Я тоже. — Я сжимаю ее руки.

Она моргает, ее глаза наполняются слезами, и делает глубокий вдох, прежде чем отпустить меня.

— Завтра утром можешь не спешить. Мне помогут несколько девушек, а на этой кухне может поместиться не так много людей. — Что-то здесь не сходится. Когда она звала меня домой, ее голос звучал так, словно отчаянно нуждалась в моей помощи, а теперь говорит мне не приходить? Что за черт?

— Хорошо, значит, я приду днем? — спрашиваю для уточнения. Как только слова слетают с моих губ, я слышу, как звенит колокольчик на входной двери пекарни. Уверена, что это Нокс, потому что табличка уже перевернута на «Закрыто».

— Думаю, да. — Она целует меня в щеку. — Иди. Я запру. — Она отмахивается от меня. Я хочу задать ей еще несколько вопросов, но знаю, что время вышло.

— Люблю тебя, — бросаю я через плечо, прежде чем направиться к выходу. Нокс стоит в центре пекарни и ждет меня с чем-то розовым и пушистым в руке. Когда его взгляд встречается с моим, на его губах появляется улыбка. Почему он обязательно должен быть таким чертовски красивым?

— Твоя девушка не рассердится, что у тебя дома другая женщина? — Я приподнимаю бровь, глядя на него.

— Нора не моя девушка.

От его слов я чувствую облегчение. Я наблюдаю, как он открывает розовую штуковину в своих руках, и понимаю, что это пальто.

— Надевай.

— Чье оно? Норы? — Я отступаю, не желая прикасаться ни к чему, что соприкасалось с этой подлой женщиной.

— Зачем мне пальто Норы? — Он сокращает расстояние между нами и начинает надевать на меня пальто.

— Не знаю. Она могла оставить его у тебя дома или в машине.

— Она никогда не была ни там, ни там. — Он застегивает его. — Ты ревнуешь? — Он ухмыляется.

— Нокс, клянусь рождественским печеньем, я тебя отшлепаю.

— Лгунишка, ты не причинишь вреда ни одной живой душе.

— Нокс. — Я вздыхаю.

— Очевидно же, что я купил это пальто для тебя. Я знаю, ты любишь розовый. Он тебе всегда нравился.

Я, мягко говоря, озадачена.

— Откуда ты это знаешь?

— Ты всегда его носишь.

— Опять же, откуда ты это знаешь? — Я смеюсь.

— Инстаграм.

— Инстаграм? У тебя его нет, как и Фейсбука. — В ту секунду, когда произношу эти слова, я понимаю, что сказала слишком много. Это подтверждается только тогда, когда Нокс улыбается еще шире, чем сейчас. Не понимаю, что такого в этом мужчине, что заставляет открываться мой рот. И мы все знаем, что думаем этому поводу.

— И откуда ты это знаешь? Ты меня искала? — Его тон дразнящий и, черт возьми, сексуальный. Фу.

С таким же успехом я могла бы все рассказать ему прямо сейчас.

— Иногда мне становится скучно, и я валяю дурака. Пойдем? Я голодна. Я не могу питаться сладостями и картошкой фри. — Я быстро меняю тему, не желая углубляться в этот разговор.

— Ну вот, ты снова лжешь.

— О, замолчи. — Я хлопаю его по груди. Его рука опускается на мою, прижимая ее к себе.

— Я слишком долго молчал, Руби.

Мои пальцы сжимаются на его твердой груди.

— Что это вообще значит?

— Это значит, что я собираюсь поцеловать тебя. — Он не дает мне времени ответить или передумать. Другой рукой он обнимает меня за талию, притягивая вплотную к себе, когда его рот опускается на мой.

Его губы мягкие, когда он нежно целует меня. От его мягкости у меня подкашиваются колени. Слава Богу, он держит меня.

— Откройся для меня, детка, я слишком долго умирал от желания попробовать тебя на вкус, — говорит он, его язык облизывает уголок моего рта.

Я приоткрываю губы, давая ему то, о чем он просил. Его язык встречается с моим, и я начинаю целовать его в ответ. Клянусь, я слышу, как у него вырывается что-то похожее на тихое рычание.

Поцелуй быстро превращается из мягкого и сладкого