на жалование? Так я не тот Сперанский, чтобы жить за зарплату, я Сперанский этот, другой, мне, как еще скажет незабвенная Фаина Раневская, «королевство маловато». Россия велика, и я не о ней. Я о тех рамках, в которых мог жить и работать Михаил Михайлович Сперанский, не обрушься на него я, такой-сякой непоседа. И деньги — это еще и крепость позиций в государстве.
Был бы Сперанский промышленным гигантом, доля которого в системе вооружения страны оказалась немалой, разве же поступил бы с ним подленько император Александр Павлович? Уверен, что, ни о какой ссылке и речи бы не было. Такой промышленник не мог не иметь дополнительное лобби в правительстве, или даже собственную партию. Вот и я хочу влиять на людей в высших эшелонах власти, при чем без разницы как именно: полюбовно ли, или по принуждению через компроматы, шантаж и другие грязности. Хотелось бы иметь вес и в армейской среде, даже купеческой. Для всего нужны деньги. Сидеть на задворках, когда непонятные сверхсилы послали меня сюда, не стану. Должны же на меня иметь какое-то воздействие те, кто придумал подарить вторую жизнь.
Что еще по планам? Поспать. Чем сейчас и займусь.
Глава 3
Глава 3
Петербург
9 января 1795 года (Интерлюдия)
Два мужчины буравили друг друга взглядами. По своему положению в обществе сложно было решить, кто из них стоит выше, слишком много факторов нужно было сравнивать. Однако, именно сейчас тот мужчина, который выглядел по старше с морщинистой бородой, а и не только из-за пышной окладистой седоватой бороды, занимал более выгодные позиции в обществе.
Дело в том, что статус митрополита Гавриила неизменный, а вот князя Куракина вариативный. Был он в фаворе, дружил со своим коллегой по масонской ложе Новиковым. Потом попал в опалу с предписанием отправиться в имение под Саратовым. Вернулся, был принят императрицей-матушкой, после вновь почти что опала. Тут причины разнились, но Алексей Борисович не мог скрывать своего раздражения личностью и деятельностью фаворита императрицы. Так что выходили не статус, а качели.
Нынче же от одного слова Куракина, митрополит не побежит исполнять княжеские желания. Гавриил, проживая в Петербурге, прекрасно лавировал в около дворцовой круговерти, понимал, что Александр Борисович Куракин нынче чуть больше, чем никто.
— Владыко, наследник Павел, рано ли, поздно ли, но станет императором, — непрозрачно намекнул Куракин своему визави.
Митрополит усмехнулся и как-то укоризненно посмотрел на князя.
— И ты знаешь, что сего не случится. Александера поставят, — Гавриил наставительно поднял палец.
— Того нет. Павел Петрович в наследниках. Было бы иное, так матушка-императрица оповестила бы, — не соглашался Куракин.
Алексею Борисовичу было даже больно думать, что существующее положение дел не изменится. Если вольнодумство и произвол Платона Зубова останется и после смерти государыни, то плохо придется. Ну или, это, конечно, не хорошо так думать, если государыня сильно повременит на Суд Божий.
— Политика сие! Не говорит всему миру, а сама уже и завещание написала. Никто же не отменял указы Петра Великого о престолонаследии. Вот она и назначит, — тон митрополите насыщался наставительными нотками.
Гавриил никуда не уезжал. Прибыв вчера в дом Куракина в Петербурге, митрополит тут и остался. Чего в ночь ехать, если у князя великолепные повара, а блюда столь искусные, что Новгородский митрополит ужинал более трех часов, выдержав шесть смен! Был у владыки грешок чревоугодия, проявлявшийся, правда, не столь часто, а по случаю.
Не уехал Гавриил еще и по другой причине. Ему было крайне любопытно, чем закончится остроумное испытание Куракина. Надо же! Написать одиннадцать пространственных писем, да еще и, чтобы мысли были не свои, а князя… Это хитро и сложно для исполнителя.
Митрополит разгадал и еще одно дно в таком испытании — Куракин хотел понять не только глубину ума Сперанского, уровень его исполнительности, самопожертвования во имя работы, но и как именно Миша понимает его, Александра Борисовича Куракина. Князь хотел получить себе, что-то вроде бы исполнительного, всем ему обязанного приятеля. Пусть Сперанский делает всю работу за Куракина, который, конечно, будет направлять в нужные стороны семинариста. Работать будет Сперанский, ну а князь получать похвалу и более материальные выгоды от такого работника.
— Я поспешаю уехать на Слабожанщину, чтобы не отправили в имение у Тобольска, — произнес Куракин.
— Бежишь, значит… Павла Петровича оставляешь без своего участия? И не слухи все то, что ждет нас царствование Александра в обход отца его, — Гавриил не мог скрыть своей радости.
Это митрополит соломку подкладывает, продолжая общаться с Куракиными, чтобы, если вдруг, когда Павел придет к власти, то у Гавриила было знакомство с теми, кто непременно станет у трона. А так митрополита все вполне устраивало. Главная семинария исправно получала финансирование, он стоял во главе епархии. Церковь вообще стояла чуть в стороне от политических игр, но вопросы финансирования и покровительства оставались важными и несколько зависели от воли государя.
— Нет же, не бегу. Нужно проверить, как дела обстоят в поместьях. А что до Павла Петровича, так он никого нынче не принимает, — Куракин не хотел признаваться, что Павел Петрович уже как четыре месяца отказывался принимать своего друга, то есть самого князя.
Мало было друзей у наследника, и Куракин условно считался одним из них. Почему лишь «считался»? Все просто. Даже друзьям нельзя постоянно общаться с Павлом, иначе в свете вообще принимать не станут. Это таким, как Аракчеев без разницы. Его и раньше в высшем свете не жаловали, а вот Куракин не мог допустить в
