жить даже в этих условиях, и Серёга дал себе обещание впредь не сдаваться и не впадать в уныние.
Прислушавшись к предрассветной тишине, Матвеев различил звуки потрескивания костра, и легкий ветерок донес до него обрывки разговора стражников, сидящих возле него.
— … Говорил я Ченегрепе — готов у тебя быть год в услужении за этого коня. Буду любую работу выполнять, меня ничего не страшит, — увлеченно рассказывал один из половцев.
— И что он ответил? — вторил ему хриплый низкий голос.
— Рассмеялся. И сказал, что у него слуг и так хватает, а за этого коня он в Суроже полдня торговался с греками, и теперь с ним ни за что не расстанется. И ушел я в свою юрту с пустыми руками.
— Ты глуп и труслив. Я бы на твоем месте после таких слов договорился бы с удалыми всадниками и подстерег старого скрягу где-нибудь по пути. Его имущество и товары мы бы поделили по законам Степи и ушли бы на службу к хану Асадуку.
— А это не нарушение степных законов, Биляр? Ченегрепа же член нашего рода. Если о таком узнает Сакзь, то…
Серёга внезапно поймал себя на мысли, что понимает разговор стражников, как будто бы они говорили на чистом русском языке. Он был в недоумении, ведь учить лишь некоторые половецкие слова и фразы они с Николой начали только вчера. Матвеев несколько раз зажмурился, пробовал затыкать уши, но все равно, открывая их, он слышал половецкую речь на русском языке. «Да уж, меня к такому жизнь не готовила… Чудеса не заканчиваются. А с другой стороны, оно и к лучшему — всегда нужно знать язык врага, и не важно какому чуду я обязан этим столь неожиданным познаниям», — подумал Матвеев.
Дальше Сергей спать не смог, и до самого петушиного крика и подъема рабов он слушал приглушенный разговор часовых. Свою новую способность он решил пока не открывать Николе — хотел удивить нового друга и к тому же никак не мог объяснить то, что произошло.
На небе не было видно ни единого облачка, и день обещал выдаться жарким. Восходящее солнце приветствовал хор лесных птиц, среди которых отчетливо звучали песни жаворонков. Однако наслаждаться рассветом в лесу возможности не было. В который раз друзьям досталась до боли знакомая хворосто-дровяная рутина с развлечением в виде ношения воды из реки. Выслушав очередное распределение обязанностей от Итларя, все принялись за работу.
На этот раз рубка дров была интереснее тем, что Никола пытался продолжить свои уроки половецкого, а Серёга делал вид, что изучение языка ему дается с трудом. При этом он не забывал прислушиваться к общению надсмотрщиков и других обитателей стана, чтобы извлечь для себя максимум полезной информации. Естественно, половцы тоже не должны были заметить, что новый пленный понимает их разговоры.
* * *
И всё-таки это были далеко не все сюрпризы того дня… Когда Сергей с Николой несли нарубленные дрова к костру, им пришлось проходить возле одинокой высокой сосны, рядом с которой стояли несколько половцев. Они что-то обсуждали, и Серёга снова услышал хриплый голос, который принадлежал одному из сидевших у костра ночью. Обладателем «Золотого голоса Половецкой степи» оказался высокий кочевник с глубоким шрамом возле правого глаза и длинной бородой, заплетенной в косички.
Внезапно Никола споткнулся о торчащий корень сосны и упал, смешно взмахнув руками. Дрова из его рук, на долю секунды застыв в воздухе, приземлились на коричневые сапоги половца со шрамом.
— Ах ты жирная русская свинья! Я тебя научу смотреть, куда идешь! — гневно завопил кочевник, и ударом кулака в лицо сбил с ног поднявшегося было Николу. Затем воин подскочил к лежащему на земле парню и начал со злостью пинать его ногами. Бедный Никола принял позу эмбриона, пытаясь руками защитить голову и живот.
Один из стоящих половцев одобрительно расхохотался. Второй сказал:
— Оставь его, Биляр! Этот урус и так получил достойный урок.
Все это произошло настолько быстро, что Серёга едва успел опомниться. Кинув беглый взгляд на стоящих вооруженных воинов, он молнией метнулся к озверевшему Биляру, схватил его за кожаный доспех и с силой кинул на землю.
Недоумение на лице половца сменилось выражением ярости. Он выхватил из-за сапога кривой кинжал и, люто усмехнувшись, двинулся на Сергея. Матвеев отступил к брошенным дровам и посмотрел на других воинов. Они молча наблюдали за поединком, слегка высунув сабли из ножен. Никола поднялся и глупо хлопал по сторонам широко открытыми глазами, шмыгая разбитым носом. Серёга успел заметить, как его противник замахнулся для колющего удара, и подставил под удар одно из дров. Кинжал застрял в древесине, а Матвеев, воспользовавшись секундным замешательством половца, нанес ему резкий рубящий удар по запястью. Пальцы Биляра разжались, и бревно с торчащим кинжалом осталось в руках Сергея. Вспомнив тренировки с Аланом, он отошел на шаг назад и нанес мощный удар ногой в челюсть ошалевшему кочевнику.
В этот момент бездействовавшие прежде воины обнажили сабли и приготовились атаковать безоружного Серёгу. Он взял в каждую руку по полену и занял защитную стойку. «Вот и настал мой конец, — подумал парень. — Против двоих воинов, умеющих обращаться с оружием, мне не устоять». Внезапно Никола с диким криком кинулся на одного из врагов, сбил его с ног, и, навалившись всем весом, не давал тому возможности подняться. В то же время Серёга, от души размахнувшись, кинул бревно в отвлеченного криком второго воина. Тот упал и схватился за голову. Краем глаза Сергей заметил, что поднявшийся Биляр зашел ему за спину и приготовился нанести смертельный удар.
— Что здесь происходит? — вдруг послышался властный голос.
Все участники поединка повернулись к тропе, на которой увидели бека Сакзя на вороном коне в сопровождении двоих воинов в кожаных доспехах и молодой женщины в расшитом орнаментами красном халате.
— Эти рабы вздумали напасть на твоих верных слуг, о великий Сакзь. Позволь нам проучить их раз и навсегда, — ответил один из бойцов.
— Смерть — лучшая кара для раба, который дерзнул поднять руку на свободного кочевника, — потирая ушибленную челюсть, проговорил Биляр.
— А на самом деле все было немного не так, — сказал появившийся невесть откуда Ченегрепа. Оказалось, что он стоял поодаль и наблюдал за стычкой с самого начала. Он рассказал Сакзю свою версию событий.
— Мое решение будет таким — рабам всыпать по десять плетей за драку с моими слугами. А вам, рожденным быть воинами, позорно проиграть битву безоружному монаху и крестьянину. Вам надо больше упражняться с оружием, если хотите снова заслужить мою милость, —
