день. Местные жители к нему привыкли и, казалось, не обращают на буйного гуляку никакого внимания.
Далее дорога наших путешественников пролегала через Коканд.
В городе поэтов
Старый Коканд состоит из узких, кривых улиц… Крупнейший центр торговли в Туркестане. Имеются конторы по скупке хлопка.
Путеводитель 1912 года
Хозяин и гости сидят в небольшом уютном садике. Усман, забыв про свой блокнот, в котором время от времени делал пометки, как зачарованный слушает рассказ хозяина. Перед юным историком встает живая картина из прошлого.
…Небольшим, слабым кругом ложится свет. Фитилек, скрученный из хлопкового волокна, чуть слышно потрескивает, когда чтец переворачивает страницу.
Слушатели затаив дыхание сидят, сосредоточенно рассматривая лицо кари́ — чтеца.
Кари пришел в кишлак на несколько дней. Это самый уважаемый человек. Он принес с собой книги, в которых рассказывается о подвигах богатырей, о верности и дружбе.
Многие жители кишлака побросали свои дела и пришли послушать. Не часто появляется такой гость!
Но вот кари закончил чтение и поцеловал страницу. Потом, закрыв книгу, поднял ее и приложил ко лбу.
Делал он все это медленно. Присутствующие продолжали сидеть, не шелохнувшись.
Кари положил книгу под одеяло и стал готовиться ко сну.
Остались ночевать в этом доме и те, которые пришли издалека. Ведь завтра чтение книги будет продолжено! Разве можно опаздывать!..
— На другой день я снова читал, — продолжал хозяин.
«Вот, оказывается, какая была профессия у дедушкиного друга! — подумал Усман. — И с кем он только не знаком!»
— Я тогда заменял и библиотеку, и радио, и телевидение, — смеется хозяин, поглаживая бороду.
— Трудная должность! — Кадыр-ата тоже улыбается. — Но справлялся, значит?
— Люди ценили, уважали, благодарили. Значит, справлялся… Наверное справлялся.
— Сейчас отдыхаешь? — поинтересовался дедушка.
— Э-э, нет! Работаю. В литературном музее. Есть у нас такой.
— В литературном музее?! — Усман даже привстал от удивления.
— Именно так. Коканд — город особенный… Город поэтов!
В голове юного историка и краеведа роем закружились мысли. Ведь он может узнать там столько интересного! А потом сделать на занятии кружка доклад.
Волнуясь, глотая слова, он спросил:
— Простите, пожалуйста… А можно нам побывать в музее?.. Мне бы хотелось кое-что посмотреть.
— Разумеется, можно. Ты увлекаешься литературой?
— Видите ли… я член школьного исторического кружка. И очень хочу получше узнать историю культуры, искусства, — добавил Усман, вспомнив слова аспиранта и стараясь говорить как можно солиднее, как, по его мнению, должны говорить ученые.
— Юный историк? Отлично! — одобрительно сказал хозяин. — Сегодня с дороги отдохнете, а завтра можно и сходить… Да-а, история нашего города замечательная. Славная история, — продолжал хозяин, поглаживая бороду. — Любопытно, а что о нем сказано в вашем путеводителе?
— Да всякая всячина… — неохотно ответил дедушка.
Но Усман уже открыл книгу.
— «Уездный город… Состоит из двух частей. Здесь находятся коммерческое училище, уездное управление, казначейство, отделение банка, казарма 7-го Туркестанского полка».
— Это было на Розенбаховском проспекте, — уточнил хозяин и, когда Усман закончил читать, похлопал ладонью по истрепанной книге. — Э, брат, о многом она умалчивает!
— Так старая же! — защищал дедушка путеводитель.
— Двенадцатого года издания. А уже в тысяча девятьсот одиннадцатом году здесь Хамза открыл школу для детей бедняков. На базаре, кроме всяких лавочек, имелись и книжные. Более тридцати! К этому времени были хорошо известны произведения великого поэта Мукими́. Его дал нашему народу Коканд. Словом, по тому времени город был крупным культурным центром.
Усман не пожалел, что пришел в музей и провел в нем несколько часов. Домой он возвратился с блокнотом, полным заметок, выписок и интересных исторических фактов.
В Коканде вырос поэт-демократ Фурка́т (1858―1909). Только на несколько лет старше его был классик узбекской литературы Мукими (1850―1903). Он жил в постоянной нужде, перебиваясь случайными заработками. Но о личном благополучии поэт мало думал. Его волновала судьба народа, его беды и мечты. В своих стихах Мукими воспевал лучшие человеческие чувства — любовь, дружбу, верность. Его песни пели и поют до сих пор во всех уголках Узбекистана.
В XIX веке Коканд прославился многими и многими другими поэтами, чьи стихи тоже живут до сих пор.
При дворе кокандского правителя Умарха́на выступали Фазли́ и Гульхани́.
Они были постоянными участниками мушоиры́ — поэтических состязаний. Умархан предлагал двустишие — байт, а партнер должен был продолжать стихотворение, придерживаясь того же размера и используя заданные рифмы.
Поэты блистали остроумием, находчивостью, талантом.
В первой половине XIX века выступила со стихами дочь кокандского ученого — Махзуна́. «Ее стихи, — писал поэт Фазли, — жили в народе как пословицы».
Мушоира — нелегкое состязание. Здесь нужно не просто прочитать только что сложенное стихотворение. Новые строки должны удивить слушателей. Их надо наполнить большим содержанием.
Трудно состязаться с прославленным Фазли. Как ответишь на его звонкие стихи, в которых он прославляет твою красоту и талант?
Махзуна слушает… В эту минуту надо успеть приготовить ответ.
Фазли говорит:
Твой алый рот и цвет вина — одно.
Поэтому в твоих стихах вино.
И хмелем опьянен я не простым:
твоим стихом, как бы вином густым.
Последнее слово Фазли. В ответе поэтессы слышится и мудрость, и остроумие, и скромность.
Увы, еще стихи мои — вода,
их трезвыми оставили года,
Они — еще не спряденная нить,
и крепость их не мы определим.
В свое время в поэтическом состязании участвовали поэтессы Надира́ и Увайси́. Отдельные их стихи тоже сохранились до наших дней. Усман читал их в музее.
Нужно было женщине обладать ярким талантом, чтобы ее допустили в круг мужчин, да еще известных поэтов.
Надира вступала в состязания со своим мужем — кокандским правителем Умарханом. Часто она высказывала смелые мысли. Например, о высокопоставленных особах поэтесса открыто заявляла:
Ни мыслей, ни чувств у шейхов
под пышностью белой одежды,
А скудность ума прикрывает
большая чалма у невежды.
После смерти Умархана на престол возвели его сына. Мальчику было четырнадцать лет, и управляла эмиратом придворная знать. Надира была от всего отстранена. Ей разрешалось принимать участие лишь в культурной жизни. Она помогала бедным поэтам, покровительствовала ученым и зодчим, открыла большую библиотеку.
В 1842 году Надира была казнена вторгшимся в Коканд бухарским эмиром. Труп поэтессы бросили на площадь и не разрешили трогать в течение семи дней.
Народ в глубоком трауре тайно похоронил любимую поэтессу.
