случайной связи, – в конце концов, тогда они уже не были парой, так что Кристины его любовное похождение в Блёндюоусе никак не касается. После этого рокового звонка Ари решил было оставить Кристину в блаженном неведении – пусть никакая туча не омрачает их отношений… Но ведь в один прекрасный день эта туча может снова выплыть и обрушиться на них дождем горькой правды. Поэтому Ари, собравшись с духом, выложил Кристине все как есть. Это было непросто, но Кристина восприняла новость лучше, чем он ожидал.
– Никакой уверенности, что отец ребенка – ты, нет, – сказала она.
– Хотя это не исключено, – заметил Ари.
– Ну и поговорим, когда будет о чем говорить, – ласково произнесла Кристина.
От Ари, однако, не укрылась нотка беспокойства в этой простой фразе, но он сделал вид, что не заметил ее. Так было проще всего.
Кровь на анализ взяли у Ари, его предполагаемого сына и бывшего жениха той девушки. Поскольку у последнего была та же группа крови, что и у Ари, пришлось провести тест ДНК, результатов которого теперь все и ждали, – и ожидание продолжалось уже два месяца.
Оживший на его столе телефон вывел Ари из задумчивости. Звонила местная старушка, которой было хорошо за восемьдесят, но жила она тем не менее одна. Она извинилась за беспокойство и пожаловалась, что целый день не может дозвониться до продуктового магазина, а ей требуется кое-какой провиант: рыбное филе, немного сыворотки и ржаного хлеба и, конечно, молоко для себя и любимого котика. Ари пообещал, что все уладит, – директор магазина, видимо, совсем выбился из сил.
Попрощавшись с пожилой женщиной, Ари решил воспользоваться временным затишьем, чтобы еще раз изучить содержимое папки с документами о давнем происшествии в Хьединсфьордюре. «Ничего не обещаю», – предупредил он Хьединна, который просил его разобраться с этим делом и постараться идентифицировать изображенного на фотографии подростка. Ари попробовал найти среди полицейских отчетов хоть какую-то информацию, которая касалась бы того случая, но все было тщетно; поэтому единственное, что ему оставалось, – это воспользоваться тем скудным набором материалов, которые передал ему Хьединн.
Черно-белая, слегка потускневшая фотография лежала на самом верху небольшой стопки бумаг. На оборотной стороне снимка кто-то – видимо, Хьединн – написал имена изображенных на нем людей, исключая, разумеется, паренька. Они стояли на крыльце приземистого дома каменной кладки. Крайняя слева – Йоурюнн, тетя Хьединна, которой, по подсчетам Ари, было на тот момент лет двадцать пять; впоследствии она скончалась от отравления. «Она и представить себе не могла, как мало ей остается жить, когда их фотографировали», – подумал Ари. Сказать точно, сколько времени прошло с момента, когда был сделан снимок, и до смерти Йоурюнн в марте 1957 года, было сложно. Снежные заносы говорили о том, что дело было зимой, но в этих северных широтах снегопады бывают и осенью, и весной. Хьединну на фотографии можно было дать несколько месяцев от роду, – во всяком случае, он уже точно не был новорожденным. Значит, по всей видимости, снимок был сделан осенью или зимой на стыке пятьдесят шестого и пятьдесят седьмого годов. Выражение лица у Йоурюнн серьезное; короткие темные волосы; одета в толстый шерстяной свитер и куртку. Взгляд направлен не в объектив фотоаппарата, а опущен к земле.
Рядом с ней стоит тот самый паренек. На вид совершенно обычный подросток, однако после рассказа Хьединна воспринимать его таким у Ари уже не получалось. Он скорее представлялся ему человеком, оказавшимся не в том месте и не в то время – непрошеным гостем, который непонятным образом попал в объектив, а потом бесследно исчез. По словам Хьединна, на вечере фотографий этого парня никто не признал, а это говорило о том, что он родом не из Сиглуфьордюра. На снимке ему было четырнадцать-пятнадцать лет. Значит, теперь ему около семидесяти – если он еще, конечно, жив. Самым странным Ари казался тот факт, что именно он держит на руках младенца. Но раз так, значит в семье он не чужой. Одет в рабочий комбинезон, а большие глаза широко открыты, будто он вознамерился затянуть взглядом и фотоаппарат, и самого фотографа. Плотно сомкнутые губы, точеный нос, непослушные волосы торчат во все стороны. У завернутого в шерстяное одеяло младенца на голове теплая шапка. Парень прижимает его к груди. Бок о бок с этим таинственным персонажем стоит отец Хьединна, а рядом с ним – крайняя справа – его мать. Гвюдмюндюру, отцу Хьединна, около тридцати лет, он высок и явно не по погоде одет – в рабочие штаны и клетчатую рубашку. На лице, черты которого словно высечены из камня, застыло горделивое выражение, глаза прячутся за круглыми очками в тонкой оправе. Кажется, в момент съемки настроение у него было не лучшее.
Мать Хьединна, Гвюдфинна, так же как и ее сестра, уперлась взглядом в землю. Они очень похожи, хотя телосложение у Гвюдфинны более изящное и по возрасту она старше сестры – на фото ей около тридцати. Выражение лица мрачное. Да и вообще, от снимка веет какой-то безрадостностью, нет и намека на то, что люди, изображенные на нем, испытывают хоть малейшее удовольствие от жизни. Единственное светлое пятно – невинный младенец на руках у парня. Только вокруг него нет ауры гнетущей остальных печали.
Ари снова и снова всматривался в их лица – Йоурюнн, парня и малыша Хьединна у него на руках, супругов Гвюдмюндюра и Гвюдфинны. Ари обратил внимание на то, что никто на снимке не смотрит прямо в объектив, кроме таинственного подростка. Обе женщины рассматривают снег у себя под ногами, а странноватые очки Гвюдмюндюра полностью скрывают его глаза. Какой же секрет кроется в этой фотографии?
Ари стал перебирать газетные вырезки, которые также лежали в папке. Всего их было три и относились они к тому времени, когда бульварной прессы и бесконечного потока интернет-новостей и в помине не было. Две заметки – одна из газеты «Моргюнблад», а другая из «Висир» – были примерно одного содержания. Сообщалось, что женщина около двадцати пяти лет скончалась от отравления ядом на ферме в Хьединсфьордюре. Это известие появилось в прессе лишь через неделю после случившегося и, вероятно, опиралось на данные, полученные от полиции. Утверждалось, что речь идет о несчастном случае, а имя пострадавшей так и не было упомянуто.
Третья вырезка была из газеты, которая выходила в Сиглуфьордюре раз в неделю, и в ней трагической кончине женщины из Хьединсфьордюра было уделено несколько большее внимание, хотя по сути статья мало чем отличалась от заметок в общенациональных газетах. В этот раз,
