Мы следили за пульсом. Затем она резко одёрнула руки и снова прижала их крепко к груди. На её лице появилась сильная взволнованность. Бабушка замотала головой, из-под закрытых век покатились слёзы. Она трепетно повторила три раза: «Нет, подождите!» Я увидел, как тело бабушки полностью расслабилось. Её правая рука слегка приподнялась. С бледных тонких губ бабушки слетели тихие слова: «В добрый час»,– и она выдохнула из себя остаток жизни. Её рука упала на простыни, а на лице появилась благодушная миротворная улыбка…
На похоронах всплакнула только мама. Всем бы дожить до таких лет.
Разгадка бабушкиных снов ждала нас впереди. Почему-то сразу никто не заметил и не догадался об этом. Через год, ближе к осени, мы поехали исполнить её последнюю просьбу. Она просила нас пересадить незабудки с её цветника на могилку.
Моя жена с сестрой копошились в земле, бережно прикапывали каждый цветочек. Я обкашивал траву триммером рядом с оградкой. Моё внимание привлекло то, что вокруг бабушки «лежат» одни мужики. Не они ли звали её к себе!? В совпадение не верю. Когда я высказал своё предположение вслух, девчонки побледнели и оглянулись на фотографию бабушки. Теперь мне ничто не мешает верить в то, что она сейчас смотрит на нас из мира, который недоступен нашим земным чувствам. В добрый час!»
Голос сердца.
Тот день никогда не исчезнет бесследно из моей памяти, потому как я стал верить в то, что не всё так просто устроено в нашем мире. Вы когда-нибудь думали о своей смерти, представляли, что умрёте, и вас уже никогда не будет? Такие вопросы редко возникают в головах людей, никто не хочет терзать себя неприятными переживаниями.
Такие мысли начинают посещать нас ближе к старости, а мне тогда было всего-то семнадцать лет. Какие могут быть размышления о своей кончине в начале жизни!? Все мои думы в то время были заняты лишь одним – покупкой нового спортивного велосипеда.
Для этой цели мы с друганом устроились работать подсобниками на стройку к местному «олигарху». Наша обязанность заключалась в том, чтобы подавать кирпичи строителям и месить раствор. Нами руководили братья из солнечной Армении, дядя Вартан и дядя Арут. По-русски мужики говорили плохо, отчётливо мы понимали только слова «кирпич» и «раствор». Моего товарища звали Колян, он мой одноклассник.
Боюсь соврать, кажется, была пятница, хотя это совсем не важно. Стоял хороший солнечный денёк. Работа наполняла нас приятной усталостью и радостью от того, что вечером мы получим свои первые честно заработанные деньги.
Строительство первого этажа уже завершилось. Наши смуглые начальники попивали крепкий кофе и поджидали кран, чтобы забросить остатки кирпича на второй этаж, не руками же его таскать. Нам с Коляном они расслабляться не дали, заставили нас подравнивать лестничный проём. Я орудовал кувалдой, Колян перфоратором. Трудились с приподнятым настроением, всё-таки первая зарплата и пятница.
Кран прибыл только после обеда. Арут ловко подцеплял поддоны на земле, Вартан также ловко отцеплял троса наверху, мы по-прежнему занимались лестничным проёмом. Пачки кирпичей медленно проползали над нашими головами. Я на них поглядывал с небольшой опаской. Приказа прекратить работу и отойти в сторону нам никто не давал.
Внезапно какой-то инородный внутренний голос сказал мне: «Отойди!» Во рту у меня сильно пересохло. Несмотря на жару, я ощутил сильный необъяснимый холод. Внутренний сигнал поступил снова. Не знаю, как выразиться точнее, я его не слышал и не видел, а прочувствовал. «Торопись, торопись!» – кто-то надрывался в моей груди. Моё волнение усилилось. Без всяких объяснений я схватил напарника, и мы быстро спустились вниз.
Не успели мы ступить на первый этаж, как раздался страшный грохот. Вся постройка содрогнулась. Доски поддонов не выдержали нагрузки и сломались. Более шестисот кирпичей почти разом рухнули на перекрытия.
Водитель крана, пожилой пухленький мужичок, выпрыгнул из кабины и схватился за голову. На лице его застыло выражение ужаса. Наверное, он думал, что похоронил нас под кирпичами.
Мертвенно бледный Колян с вопросительным изумлением вытаращил на меня глаза. Потрясённый, он судорожно пытался произнести какие-то слова, но только заикался. Я и сам находился в шоке. Если бы мы оттуда не убрались, от нас осталось бы одно мокрое место.
Когда мы выглянули в оконный проём, водитель стал гладить свою грудь ладонями. Он закрыл глаза и облегчённо глубоко вздохнул. Армяне что-то громко взволнованно затараторили по-своему. Среди множества непонятных слов выделялось одно, оно хорошо понятно и русскому, и узбеку, и татарину. Я уж не буду его писать, заменю на слово «кердык».
Постройку тщательно осмотрели на предмет трещин. Все стены, к нашему счастью и великой радости армянских братьев, не пострадали, оказались невредимы. Это осталось нашим маленьким секретом. Дом стоит, красуется до сих пор, думаю, простоит ещё лет двести минимум.
В тот вечер дядя Вартан и дядя Арут щедро угощали нас настоящим армянским коньяком и нежным вкусным шашлыком из молодого барашка. Отмечали с Коляном свой второй день Рождения.
Теперь, каждый раз проезжая мимо того дома, я думаю, насколько хрупка грань между жизнью и смертью. Вспоминаю своё загадочное спасение. Если бы меня не предупредил голос сердца, сейчас бы я не писал этих строк. Названий этому явлению много: интуиция, предчувствие, ангел хранитель. Ясно одно – это волшебное чувство ограждает нас от беды. Каким-то образом мы получаем сигнал из мира, где кто-то знает о нашем будущем.
Жуткая ночь.
Память разжевала и выплюнула одно страшное воспоминание, после того, как я посмотрел фильм «Мара». Всё, что пережили главные герои, я испытал на себе ещё в далёком 2001 году. Меня не поймут те люди, которые это не видели. До того момента я и сам был человеком несуеверным. Двадцать лет я думал, что это произошло только со мной, но фильм сделал для меня открытие. Оказывается, на протяжении веков многие люди по всему миру испытывали нечто подобное.
Свои студенческие годы я не могу назвать счастливыми. Поговорка – «от сессии до сессии живут студенты весело» не про меня. К учёбе я относился слишком серьёзно, думал, с этими знаниями будет легче шагать по взрослой жизни, если я не буду этого знать, то со мной случится что-то плохое. Какой дурак! До сих пор от этих формул, уравнений и чертежей по коже бегут мурашки. Семестры были ни чем не легче сессии. Преподаватели задавали столько, как будто в институте был только один их предмет.
Дело происходило июньской ночью в самый разгар летней сессии, накануне последнего экзамена. До позднего вечера я, как обычно, зубрил
