последнее испытание — самое тяжёлое.
Я только надеюсь, что в угодьях генерала ещё остались те, кто в порядке.
Что его семья не пострадала.
Дракон пролетает над лесом и возвращается назад. Так же в красных сполохах принимает человеческий вид. И, не обмолвившись с остальными даже словом, седлает коня, давая понять, что нужно двигаться дальше. К нам он тоже не подходит.
И я даже рада этому.
Сказать, что теперь он страшит меня ещё сильнее — это ничего не сказать.
С трудом, но и Пелагея успокаивается. Всю дорогу я рассказываю ей добрые сказки, какие только приходят в голову. А она не перестаёт твердить про злых серых волков.
— Папа говорил, что они могут укусить за бочок…
— Но ведь мастер Варден разобрался с ними, правда? Бояться нечего, дорогая.
— Его зовут Алан, — поправляет она меня.
Я лишь вздыхаю в ответ.
Да… Алан.
Хоть я не общаюсь ни с кем всю дорогу, но мужчины едут рядом, и из их разговоров всё становится ещё яснее. Оказывается, волколаки — это что-то вроде оборотней-зомби, которые больше никогда не становятся людьми. Стать одним из них можно из-за укуса или проклятья. Скорее всего, какой-то волколак забрёл в окрестности и укусил кого-то… Началось что-то вроде эпидемии.
Они ходят стаей, имеют практически один даже не разум, а инстинкт на всех.
И то, что они оказались здесь, значит, одно из двух — либо всех в замке уничтожили, либо оставшиеся нашли способ, как их отпугнуть. И они, голодные, почуяли уже наш след и переключились на нас.
Я очень надеюсь на последний вариант…
И не могу перестать думать о том, как много опасностей таит этот мир. Мало того что нравы здесь дикие. Так ещё и мифических тварей хватает. Так что бежать от Алана, не разобравшись, последнее, что стоит делать в моей ситуации.
Если бы его здесь не было, справились бы остальные с волколаками?
Что-то мне подсказывает, что нет. В том числе и из-за того, что эти монстры — члены их семьи…
Моя благодарность к дракону стало только устойчивее. Но и от увиденного теперь страшно даже смотреть на него. Так что я и не пытаюсь. И до самого замка отдаю всё своё внимание дочери.
Сам замок слегка разочаровывает. Я представляла что-то огромное и несуразное, фэнтезийное до мозга костей и мрачное. Ну… с последним-то угадала.
Замок генерала больше похож на готический викторианский особняк.
Но меня больше удивляет то, что он выглядит заброшенным. В окошках не горит свет, хотя в таких строениях с узкими редкими окнами он нужен даже днём. Из труб не идёт дым, да и вообще… фасад выглядит практически разрушенным.
Наверное, ничего в этом удивительного нет. Если генерал — чудовище, то и дом у него должен быть соответствующим.
И его долго здесь не было… Хотя… разве не осталось здесь никого, кто бы за всем следил? Его жена? Или экономка?
— И мы будем жить здесь? — тянет Пелагея.
— Не Диснейленд, да? — понимающе шепчу я и целую её в щёчку. — Ничего, может быть, летом здесь будет очень красиво.
Мы заезжаем во двор. Молчаливый солдат, что управлял лошадьми всё это время, останавливается у крыльца и куда-то уходит. Остальные тоже рассыпаются в разные стороны — узнать, кто остался в живых и что случилось.
Я всё прекрасно понимаю и не жду, что на нас с дочкой кто-то найдёт время.
Генерала тоже нигде не видно.
Так что я самостоятельно выбираюсь из саней и забираю Пелагешу. Не мёрзнуть же здесь. Поднимаюсь по ступенькам и с трудом отворяю железную, скрипучую дверь. Кажется, что внутри никого нет, но уже в следующее мгновение на нас набрасывается какая-то женщина в грязных лохмотьях.
— Ты кто ещё такая? — скрипит она не хуже, чем дверь.
— Я… Я с генералом, — произношу не совсем уверенно. Уже, если честно не понимая, кто я тут такая. Всё выглядит не так, как мне представлялось.
Алан — не последний человек в империи, а замок и снаружи выглядит, как развалена. Здесь темно, грязно и холодно. Под слоем пыли не заметна былая роскошь, если она вообще здесь есть.
Дверь открывается, на моё плечо вдруг ложится тяжёлая ладонь.
— Она моя наложница. Затопи печи в западном крыле. Отдай ей и девочке достойную комнату.
— Мастер… — пищит женщина, неуклюже кланяясь.
Я всё ещё не смотрю на дракона. От него пахнет железом. Кровью и снегом.
— Быстрее, — приказывает он и уходит.
Женщина цокает, когда дверь закрывается, и говорит:
— Ну, идём… наложница.
Глава 10
— Мамочка, — Пелагеша тянет меня за юбку, — а что такое — наложница?
Женщина, что всё это время недовольно вихляла впереди нас, решает остановиться и поделиться своим скрипучим хихиканьем.
— А она не знает что ли? Пора уже учить её уму-разуму…
Волосы у неё больше похоже на сетку — все в узелках, грязные, камышового цвета. Останавливаемся мы у окна, так что теперь я могу хорошенько разглядеть ту, с которой, по всей видимости, придётся как-то мириться. Сухая кожа в морщинах, лицо какое-то всё будто бы в выбоинах, куда забилась пыль, на носу гноится здоровенный прыщ, сам нос немаленький и будто бы несколько раз переломанный. Рот большой, но губы тонкие и бледные, почти незаметные. А вот глаза — огромные, живые и с хитринкой — красивые. Болотно-зелёного, необычного цвета.
— Доченька, ты можешь кое-что для меня сделать? — я приседаю, заглядываю в лицо своей малышке и, дождавшись её неуверенного кивка, продолжаю: — От входной двери до во-о-он той стеночки пройдись, пожалуйста, и посчитай шаги.
— А зачем?
— Для ремонта нужно.
Пелагея убегает, ей по душе выполнять подобные задания. А мне по душе, что освободилось несколько минут для откровенного разговора, который едва ли годится для нежных детских ушек.
— Ремонт? — морщится женщина. — Ты кто такая? Кем себя возомнила? Да тут весь замок сжечь нужно, а не жить в нём… Думаешь, раз спишь с генералом, я буду тебя слушать? Ты такая же прислуга, как и я!
Да, она явно агрессивно настроена, и это так просто не сойдёт на нет.
И тут передо мной встаёт выбор: сказать ей, что я попаданка, или наоборот скрыть это.
Отношения к таким, как я у простых людей двойственное, с одной стороны они понимают, что попаданки — ценный товар, что должны они украшать жизнь господ, а с другой — опасаются, что они навлекут на них беду.
В любом случае это отношение проводит жирную черту между такой,
