ферма, — всегда говорит отец. — Только без шелкопрядов».
Кармен кричит:
— Не карабкаться. Никому нельзя на дерево, я говорю!
— Я тебя расплющу, как жука.
От этого Амелия смеется. Мими замирает на развилке. Вокруг свисают фрукты. Она съедает один. Он сладкий, как изюм, но ее от них уже тошнит, за свою короткую жизнь она их уже так много съела. Ветви разделяются. У листьев так много форм, и ее это тревожит. Сердечки, рукавички, безумные бойскаутские значки. Некоторые внизу шерстистые, что ее пугает. Зачем дереву волосы? Все листья имеют зарубки, с тремя главными жилками. Мими срывает один, зная, какой ужас за этим последует. Густая молочная кровь дерева сочится из раны. Именно ее, думает она, черви каким-то образом превращают в шелк.
Амелия начинает плакать.
— Не надо! Ты делаешь ему больно! Я слышу, как оно кричит!
Кармен смотрит на окно, до которого пытается добраться Мими.
— А он вообще христианин? Когда он ходит с нами в церковь, то никогда не говорит про Иисуса.
Их отец, как знает Мими, это что-то совершенно другое, отдельное. Он маленький, милый, улыбающийся, теплый. Китаец-мусульманин, который любит математику, американские машины, выборы и отдых в палатках. Чертежник, который собирает товары на продажу в подвале, каждую ночь работает допоздна и засыпает в кресле-кровати под десятичасовые новости. Все его любят, особенно дети. Но он никогда не говорит по-китайски, даже в Китайском квартале. Иногда рассказывает что-нибудь про жизнь до Америки, после мороженого с ириской или холодной ночью вокруг костра в национальном парке. Как он держал ручных сверчков и голубей в Шанхае. Как однажды побрил персик и насыпал пушок за блузку служанки, чтобы у той все зачесалось. «Не смейтесь, мне до сих пор стыдно, спустя целую тысячу лет».
Но Мими ничего не знала о нем до вчерашнего дня, этой ужасной субботы, когда она пришла с игровой площадки в слезах.
— Что случилось? Что ты сделала?
Она сразу пошла в атаку.
— Правда, что все китайцы — коммунисты, которые едят крыс и любят Мао?
И тогда отец наконец-то с ней заговорил, поведал историю из другого мира. Мими многого не поняла. Но пока отец говорил, он превратился в героя из черно-белого триллера, что идут поздно ночью, с темными углами, зловещей музыкой и кучей персонажей. Он рассказал о Беспомощных ученых, измененных в Американцев благодаря Акту о вынужденных переселенцах. Он описал других китайцев, прибывших с ним, включая одного, который потом выиграл величайший приз в науке. Это поразило Мими: США и коммунисты боролись за мозг отца.
— Этот человек, Мао. Он должен мне много денег. Он мне отплатит, я повезу эту семью на изысканный ужин. Самая лучшая крыса в твоей жизни!
Она снова заплакала, пока он не заверил ее, что никогда даже не видел крысу вблизи, пока не приехал в городок Мюррей-Хилл, штат Массачусетс. Он успокаивал ее и ворковал.
— Китайцы едят много странного. Но крысы не слишком популярны.
Он отвел ее в свой кабинет. И там показал нечто такое, что она до сих пор не поняла, хотя прошел уже целый день. Отец открыл архивный шкаф и вытащил оттуда деревянную коробку. Внутри лежали три зеленых кольца.
Мао, об этом он никогда не узнает. Три волшебный кольцо. Три дерево — прошлое, настоящее, будущее. К счастью, у меня три волшебный дочка. — Он постучал пальцем по виску. — Твой отец, всегда думает.
Он взял кольцо, которое назвал прошлым, и попытался надеть его на палец Мими. Извивающиеся зеленые листья заворожили ее. Резьба была глубокой — ветви под ветвями. Невозможно, чтобы кто-то мог выгравировать настолько маленькую вещицу.
— Это все нефрит.
Мими дернула рукой, и кольцо упало на пол. Отец встал на колено и убрал драгоценность в коробку.
— Слишком большое. Мы подождем позже.
Коробка отправилась обратно в шкаф, который он запер. Потом присел на корточки уже рядом со стенным шкафом и вытащил снизу лакированную шкатулку. Положил ее на чертежный стол, провел целый ритуал, открывая защелки и развязывая ленточки. Сдвинул створки, и тут перед Мими раскинулся Китай, та его половина, которая была не реальнее сказки. Китайские слова выстроились колоннами, каждое завивалось, подобно крохотному пламени. Каждый мазок кисти сиял так, как будто она сама его только что сделала. Казалось невозможным, чтобы кто-то так писал. Но отец мог, если бы захотел.
Под текущими словами виднелось несколько человек, каждый напоминал щекастый скелет. Их лица смеялись, но кожа обвисла. Казалось, им сотни лет. Их глаза улыбались лучшей шутке мироздания, тогда как плечи сгибались под весом чего-то, слишком тяжелого для ноши.
— Кто они?
Отец всмотрелся в фигуры:
— Эти люди? — Его губы сжались, как у улыбающихся рисунков. — Луохань. Архат. Маленький Будда. Они решают жизнь. Они пройти финальный экзамен. — Он взял Мими за подбородок и повернул лицом к себе. Когда улыбнулся, сверкнул тонкий золотой край переднего зуба. — Китайский Супергерой!
Мими высвободилась и начала изучать святых людей. Один сидел в маленькой пещере. У другого были красный пояс и сережки. Третий застыл на краю высокого утеса, а позади него убегали вдаль скалы и туман. Четвертый прислонился к дереву, так же как Мими на следующий день, рассказывая о свитке сестрам.
Отец показал пальцем на пейзаж грез:
— Это Китай. Очень старый. — Когда Мими прикоснулась к человеку под деревом, отец поднял ее руку и поцеловал кончики пальцев. — Слишком старый для прикосновений.
Она уставилась на мужчину, который знал все:
— Супергерои?
— Они видят каждый ответ. Ничего не причинить им вред. Император приходить и уходить. Цинь. Мин. Юань. Коммунизм тоже. Маленькое насекомое на гигантской собаке. Но они? — Он прищелкнул языком и показал большой палец, как будто на маленьких Будд нужно было поставить деньги.
И от этого щелчка из девятилетнего тела вырвалась Мими-подросток, чтобы взглянуть на архатов с вышины, с расстояния во множество лет. Из подростка поднялась другая женщина, еще старше. Время больше не было для нее линией, уходящей вперед. Оно превратилось в колонну из концентрических кругов, сама Мими находилась посреди нее, а настоящее парило за внешней границей. Будущие «я» громоздились вверх, стояли позади маленькой Мими, постоянно возвращаясь в эту комнату, чтобы еще раз взглянуть на людей, решивших загадку жизни.
— Смотри на цвет, — сказал Уинстон, и все поздние версии «я» рухнули вокруг Мими. — Китай — точно забавное место.
Он свернул свиток, положил его в лакированную шкатулку и поставил ту на пол стенного шкафа.
На шелковице Мими думает, что если сможет подняться еще на пару футов от земли, то ей удастся заглянуть в
