двенадцатилетним. Я думал, что я такой крутой, но это была лучшая месть, которую я мог придумать, если не считать того, что я действительно причинил кому-то боль.
— Ах, Боже. — Его руки потянулись к лицу. — Я совсем забыл о своих двух годах в качестве Циклопа. Темные времена.
— Мама так сильно ненавидела твои волосы, что всегда пыталась постричь тебя.
— Да, я ждал, что она проскользнет в мою комнату и побреет меня.
Я уверен, что эта мысль приходила ей в голову.
— Как общественность реагирует на это, или, еще лучше, на меня? — Я вздохнул, пощипывая переносицу, мне нужно было немного настоящего сна, и как можно скорее.
— Опрос CNN показывает, что 73 % населения считают тебя виновным. С другой стороны, Нэнси Грейс хочет поднять этот показатель до 88 % и призывает всех твоих бывших девушек признаться, насколько ты властный засранец. Я говорю, пошли они все нахуй. Никакого гребаного уважения. Я клянусь. После всего, что мы сделали для этого проклятого города.
Или, по крайней мере, все то хорошее, что мы сделали.
— А чего ты ожидал? Это Чикаго. Ты не можешь никому ничего доверять. Этот город и его жители съедят тебя живьем. Если бы они этого не сделали, все было бы по-другому. — Даже со всей этой хуйней, это все равно был мой дом.
— Там тоже что-то происходит, Лиам. Доказательства. Улики, которых не должно было существовать, продолжают попадать в маленькие нетерпеливые ручки полиции. Сначала, без тела, я бы сказал, что это была печальная попытка, но кто-то им помогает.
Он выглядел расстроенным, но я не скажу ему. Пока нет, мне пришлось отключиться от правительственных телефонов, прежде чем я ткну пальцем в директора ФБР.
— Дело все еще слабое, — вот и все, что я мог сказать.
— Да, но то, что Наташу нашли мертвой в канаве, не помогает. — Улыбка на его лице вызвала у меня желание пробить стекло кулаком прямо ему в нос.
— Даже из могилы она все еще выводит меня из себя. Она похожа на нескончаемый кошмар. Коралина всегда говорила мне держаться от нее подальше.
Что-то вспыхнуло в его глазах при одном упоминании ее имени.
— Как Коралина? — Медленно спросил я.
Он улыбнулся.
— С ней все хороша. Какое-то время она проходила через эту фазу ужасных париков. Но рак прошел. Теперь она возглавляет кампанию «Свободу Лиаму».
— Кампания «Свободу Лиаму»? — Я почти испугался того, что это означало.
— Да, в нее входят милые детские фотографии Лиама, а также фотографии тебя и Мел, размещенные по всему Twitter, Facebook и Instagram. С историями о том, какой ты замечательный человек. Восемьдесят восемь процентов — это не все. Моя жена — организатор, что я могу сказать?
Что б меня…
— Передай ей, что я сказал «спасибо».
— Лиам, насчет Мел.
— Деклан, не надо. Она вернётся. — Я не мог допустить, чтобы он тоже сомневался.
— Прошло пять месяцев. Никаких звонков, никаких посланий.
— Деклан…
— Может быть, она хочет вернуться домой, но не может. Или была похищена снова. Тебе нужно подготовить себя ко всем возможностям. Твой суд состоится через три дня. Ты не можешь рассчитывать на то, что она будет там, особенно когда я знаю, что ты чего-то недоговариваешь мне. Дай мне что-нибудь, Лиам, что угодно. С чем мы боремся?
Он искал мои глаза, однако я повесил трубку, встал и пошел обратно к охране.
С чем мы боремся? Чего на самом деле хотел Иван ДеРоса? И как, черт возьми, я убью его?
Это были все вопросы, на которые мне нужно было получить ответы, прежде чем я смогу ответить ему.
ДЕНЬ 20
Я не мог заснуть. Я бы и не стал спать. Не в такой день, как этот. Я сел, мои ботинки были свободно завязаны, волосы такие же растрепанные, как и всегда, и ждал. Без трёх минут 2 часа ночи.
— Мистер Каллахан.
— Спи, Эйвери, — сказал я, уставившись в стену.
— Могу я кое-что сказать?
— Ты уже сказал. — На самом деле, парень никогда не затыкался нахуй. Я должен был сказать Надзирателю, чтобы он убирал свою задницу из моей камеры. Я не был уверен, почему я этого не сделал.
Он молчал, и я просто закатил глаза, прежде чем ущипнуть себя за переносицу.
— Что? — Спросил я.
Я услышал, как он сглотнул, облизывая губы.
— У тебя есть пять секунд, Эйвери.
— Я просто… я не думаю, что вы убили свою жену. Вы не кажетесь мне убийцей или плохим человеком. Я знаю, как выглядит плохой человек. Вы не хороший, но и не плохой человек. Так что удачи.
Я рассмеялся. Я просто рассмеялся. Это действительно было приятно. Я за всю свою жизнь не слышал ничего более чертовски нелепого.
Задумавшись на мгновение, я понял, что могу сделать.
— Мои люди присмотрят за тобой здесь, пока я тебя не вытащу. В тот момент, когда я выйду, будут установлены расовые границы, и ты почувствуешь необходимость присоединиться к другим чернокожим. Не надо. Это твоя единственная возможность убраться из ада. Как только ты выйдешь на свободу, ты будешь работать до тех пор, пока не станешь кем-то великим…
Он рассмеялся.
— Я не умею играть в баскетбол или футбол…
— Добиться успеха можно только с помощью спорта? Прекрати болтать, пока ты меня не разозлил и я не передумал. Мы. Вытащим. Тебя. Отсюда. Ты будешь надрывать свою задницу, чтобы стать кем-то стоящим, потому что это единственный способ отплатить мне. Через десять или двадцать лет ты заплатишь свои долги. Потому что, поверьте мне, я приду, чтобы забрать. Мы договорились, Эйвери Бэрроу? — Серьезно спросил я его.
Я услышал, как он сел.
— Вы серьезно? Как, черт возьми, вы собираетесь мне помочь, если вам самому нужно разобраться со своим дерьмом?
— Мы договорились? — Я закатил глаза, не совсем понимая, почему я помогаю этому сопляку.
— Да. ДА. Я буду стараться изо всех сил.
