и идешь к нему. Потом выбираешь следующий…»
«Родгар, – судя по тону, она улыбалась, – я всю жизнь в лесу живу».
«Извини, недооценил. Я вот не всю жизнь... Вот еще что. Надо бы тебе хоть чем-то вооружиться».
«Вооружиться?»
«Ну, конечно, ничто серьезное ты изготовить не можешь, но хотя бы простую рогатину. Крепкую палку с разветвлением, чтоб было два острых конца. Концы можно заострить о какой-нибудь камень. От нечисти такой штукой, конечно, не отбиться, но какого-нибудь зверя поменьше шугануть можно. И рыбу ей можно бить. А еще – дорогу в траве прощупывать, чтоб на змею не наступить».
«Хм... я поищу подходящую палку».
Взрослые лесовики – самые смелые и сильные, конечно, – ходят с рогатиной даже в одиночку на медведя. Медведь – он ведь не только трус, он еще и злобный дурак: уж если он попер на тебя, то сам насаживает себя на рогатину – достаточно лишь упереть тупой конец в землю или, лучше, в дерево. Но маленькой девочке такое, конечно, не под силу. Достаточно будет, если она изготовит рогатину в половину или треть от нормальной – чтобы отпугнуть какого-нибудь, допустим, обнаглевшего одинокого волка, этого хватит. Хотя против стаи опять-таки не спасет... Впрочем, не стоит думать о худшем заранее. То есть, конечно, о худшем надо думать заранее – тогда, когда это помогает это худшее предотвратить. А когда все зависит лишь от случайного везения...
Вскоре Тилли отчиталась, что сломала подходящую ветку и заострила ее концы.
Солнце поднималось все выше. В лесу приятно пахло смолой и хвоей; елки и сосны росли здесь вперемешку с лиственными деревьями. Весело чирикали птицы.
«Впрочем, – подумал Родгар, – это только нам кажется, что весело. Но откуда мы можем знать? Может, на самом деле они ругаются последними словами на своем птичьем языке». Да, одиночество и в самом деле сделало из него философа, задумывающегося о том, что обычно не приходит людям в голову...
«Родгар, а каково это – быть странствующим рыцарем?»
«Ну…» – он замялся. Ему не хотелось рассказывать девочке, у которой и без того хватало поводов для грусти, что на самом деле это совсем не веселое занятие. И еще недавно он был близок к выводу, что оно вообще бесполезно.
«Я вот никуда еще не странствовала из своего селения, – продолжила Тилли, не дождавшись вразумительного ответа. – Сейчас, пожалуй, первый раз. А ты далеко странствовал?»
«Далеко, – улыбнулся Родгар. – Гораздо дальше, чем ты сейчас».
«До самого края леса?»
«Вообще-то еще дальше».
«Разве за краем леса что-то есть?» – удивилась Тилли.
Он вновь улыбнулся ее наивности.
«Много чего. Ваш лес, на самом деле, не так уж велик, если сравнивать с миром в целом».
«И ты везде побывал?»
«Нет, конечно. На это, наверное, не хватит всей жизни. Но сюда я прибыл с юга. С юга-востока, если быть точным…»
«Да, ты говорил».
«Нет, это не тот юго-восток, где я сейчас. Это во много раз дальше. Там... все другое. Там очень жарко, даже зимой не бывает снега. Деревьев почти нет, не считая отдельных рощиц в оазисах и искусственно орошаемых садов. Мало воды. Пустыня».
«Нет деревьев? – для Тилли это было, похоже, сродни заявлению, что в какой-то стране нет неба. – И что такое эта пустыня?»
«Песок. Камни. Почти ничего не растет, лишь кое-где – чахлые колючие кустики…»
«Зачем же ты отправился странствовать в такое жуткое место?»
«Чтобы сражаться», – вздохнул Родгар.
«С чудовищами?»
Да, мрачно подумал он. С чудовищами. Плечом к плечу.
«Так мне сказали, – ответил он, дабы не вдаваться в теологические и политические материи. – Но все оказалось не так... точнее, – он вновь вспомнил шевелящийся обрубок, в который превратили барона Грюнхардта, – не совсем так. И тогда оттуда я отправился сюда. Здесь, по крайней мере, чудовища настоящие».
«Лучше бы они были ненастоящие!»
«Да, конечно, – спохватился он. – Но раз уж они здесь есть, здесь я, по крайней мере, могу кому-то помочь. Без всяких оговорок и не терзаясь потом муками совести. Тебе например».
«А ты уже многим помог?»
«Нет, – он вновь не нашел в себе сил соврать. – Но я пытался. Наверное, я плохой странствующий рыцарь».
«Ты хороший!» – решительно возразила Тилли.
«Спасибо, – улыбнулся он. – Я ценю твое доверие».
Впрочем – кому еще ей доверять?
«Теперь все получится, Тилли, – сказал он. – Теперь не сорвется».
Хотел бы он сам быть в этом уверенным.
Около полудня Родгар выехал на поляну, где в траве журчал родник, и остановился на привал. Он напоил коня и напился сам, затем доверху наполнил обе фляги и распаковал початый копченый окорок – трофей, захваченный у разбойников. На самом деле это был не единственный его трофей. Деньги, что были у бандитов при себе, – очевидно, награбленные – тоже достались ему. Родгар понимал, что уже не сможет отыскать их законных владельцев, но и просто бросить их вместе с трупами грабителей было бы тем более глупо. Может быть, ему удастся потратить их на какое-нибудь благое дело. Если же нет – что ж, со временем он потратит их на себя. В давние времена его совесть возмутилась бы против подобной идеи, но теперь он понимал, что это всего лишь разумно. И уж куда более благородно, чем те «боевые трофеи», которыми доблестное рыцарство набивало походные сумки и сундуки в городах типа Эль-Хурейма.
Краем глаза Родгар уловил какое-то движение; одновременно коротко фыркнул Ветер. Быстро повернув голову, рыцарь увидел молодого оленя, вышедшего на край поляны. Некоторое время человек и зверь рассматривали друг друга: олень – с пугливым любопытством, готовый в любой миг сорваться с места, Родгар – со снисходительной улыбкой. Окорока маловато, если все три дня придется ехать по лесу, а потом еще невесть сколько выбираться к ближайшему уцелевшему селению или корчме, кормя заодно и девочку, но у Родгара не было лука – этим оружием он не владел. Лук – оружие легкой кавалерии (или пехоты, если речь о длинных луках), а не тяжелой рыцарской конницы. Рыцарь скачет в бой с копьем, которое ломается после первого же удара, и дальше продолжает сражаться мечом или топором (некоторые, впрочем, предпочитали шипастую палицу-моргенштерн). Хорошо для боя с противником, жаждущим сразиться, плохо для охоты на пугливую дичь. Так что Родгар не добывал пропитание охотой в этом охотничьем краю. В крайнем случае он мог поставить силки на
