пальцем тычет и тычет. Полоумная либо? Во, дотыкалась. Штуковина энта ей лоскутков каких-то цветных выплюнула, а та хвать их и зашагала куда-то за стеклянные лабиринты. Каблучишами-то по камню стучит, аки кобыла подковами. Гнать бы ее отсель, пока весь пол не побила да не поцарапала.
Владыка подошел к штуковине и тоже потыкал пальцем в ее светящийся лик. Лик тот засветился разными цветами да начертал словеса непонятные. Понял Леший, что есть это идол оживленный, но бессловесный. И что-то он сейчас говорит пришельцу теми словесами, что на лике его колдовском начертались. Однако лоскутки цветные, какие той девахе отделил, не выдал.
Почесал затылок Леший, и дошло до него, что идол-то его под мороком не видит, оттого лоскутки не дает, а лишь удивляется, мол, кто это невидимый в него пальцем тычет?
– Опять оно! – вскричал кто-то, наткнувшийся на спину Лешего.
Голос-то знакомый. Ну точно, повернувшись, владыка узрел того же мужичка, что ткнулся в него перед стеклянными вратами. Отступив в сторону и наблюдая, как бедолага ощупывает воздух перед светящимся идолом, пришелец разглядел его подробнее. Роста невысокого, как и все людишки. Телосложением явно не витязь. Бритой рожей более всего на заморского книгочея похож. Одет простецки, но одежа из дорогой материи. Синие портки и короткий синий кафтан нараспашку, под которым зеленая нательная рубаха. Обут мужик в кожаные башмаки с мягкой белой подошвой из неведомого материала. В сравнении с тем, что надето на других снующих вокруг людишках, одежка не слишком броская. Подумав, владыка решил сменить морок невидимости на морок из такой одежки, дабы и никто на него не натыкался, и не отличаться одеянием от местного народца. Надо только найти укромный уголок, чтобы не вызвать ненужного удивление внезапным появлением.
Не сделал Леший и десятка шагов в поиске укромного уголка, как брови его поползли вверх от созерцания нового чуда. Перед ним находилась лестница, ведущая на следующий поверх. Ступени не деревянные и не каменные, а кованы из металла, да покрыты дорогущим заморским каучуком. Но не, то чудо, а чудо то, что порожки сами собой плыли вверх. Вот две девицы в срамных обтягивающих тощие задницы портках подошли, встали на выползающую из подпола ступень и, мирно о чем-то беседуя, поплыли вверх. А рядом-то такая же лестница, только ступени на ней вниз ползут.
– Ага-а! – снова наткнулся на зазевавшегося Лешего мужичок в синей одежке. – Вот оно!
Мужику удалось вслепую схватить пришельца за плечо, но тот вывернулся, отпрянул в сторону, и ловец невидимок снова принялся хватать воздух.
– Опять этот клоун, – недовольно проворчала как раз проходившая мимо дородная тетка и показала на мужика парню, одетому в такой же наряд, как и на ней.
Тот кивнул, подошел ближе, пристально уставился на мужика и вопросил:
– Какие-то проблемы?
Ловец невидимок перестал хватать воздух, смущенно зыркнул на парня, ничего не ответив, повернулся к идолу и начал тыкать пальцем в светящуюся харю. Парень сразу отвернул лицо в сторону, будто не желая что-то видеть, и шагнул прямо на Лешего. Леший отступил, твердь под ногами поехала, и он шмякнулся задом на ползущую вверх волшебную лестницу. Парень уставился на то место, откуда донесся грохот, ничего не увидел и удивленно хмыкнул.
А владыка как сел, так и ехал вверх, ощущая гудение и перекатывание под ступенями нечто живого, по ощущениям напоминающего перекатывание мышц под шкурой гигантского полоза, на котором ему довелось прокатиться веков пятнадцать назад, когда навещал живущих за Черным Кряжем волотов. Но когда ступени начали скрываться в подполе, Лешему пришлось соскочить с чудо-лестницы и оглядеться окрест.
На этом поверхе потолки были малость ниже, однако все одно непомерно высокие. Людишек сновало поменее. А вот стеклянные лабиринты оказались гораздо гуще. Но это лишь в сравнении с первым поверхом. А так-то в них свободно могли разъехаться две кареты. А то и три. Многие стекла украшали красочные образы, рисованные так искусно, что казались живыми. Буквицы в начертанных на стекле словесах выглядели хоть не особо затейливо, но тоже сияли яркими красками, а порой и златом. Бредя по лабиринту, пришелец видел в просторных залах за стеклами множество непонятных предметов, искать объяснения каждому из которых не хватило бы и века, а то и двух. Встречалось и кое-что понятное. Например, видел он развешанные плотными рядами кафтаны, платья, нательные рубахи и даже портки. Все это было из дорогих тканей и уже привычно ярких расцветок. Видел Леший и ряды с сапогами, чудными башмаками да по-королевски изящными туфельками. А за одним стеклом узрел множество шуб, и вновь подивился тому, что в этих краях даже рухлядь, и та изобилием цветов отличается.
По тому, как вели себя немногочисленные людишки, владыку осенила догадка, что попал он на базар. Нет, не так. Попал он во дворец-базар. Ну, не смог он подобрать достойного определения тому, что видел. Да и чем другим еще могут являться эти ряды, как не товаром, ежели людишки свободно заходят в залы, щупают все, разглядывают, да примеряют. Вона та корова не иначе умишком подвинулась. Видать мужик крепко приложил по кумполу. Ну, вот куда она на свою ножищу энту туфельку пялит?! Там же каблучок вона какой тоненький. А в корове весу пудов десять, не иначе! И где хозяин лавки? Куда он смотрит? Ему ж так весь товар попортят!
Леший хотел прикрикнуть на распоясавшуюся бабу, да вспомнил, что находится под мороком невидимости и поспешил в поисках укромного уголка. Зайдя в безлюдный тупик, он сменил невидимость на морок светло-синей одежки, какую видел на натыкавшемся, на него мужичке. Только нательную рубаху изобразил не зеленую, а красную. А что? Ежели все тут так пестро одеваются, будто дворяне заморские, то отчего же ему блекло выглядеть? Да и красная рубаха более гармонично выглядит под синим кафтаном. Только обувка, что скопировал у того мужика, владыке не нравилась. Пусть это всего лишь морок, а все одно какие-то неудобные башмаки, и подошва опять же непривычно белая. Потому он поспешил к лавке с рядами обуви.
Баба, что пялила туфельку на свою рульку, лавку уже покинула. Леший увидел, как она выходила с недовольным видом. Видать, погнал-таки ее лавочник. И поделом.
Леший мыслил просто создать на ногах морок каких-нибудь достойных башмаков, кои узрит в этих рядах. Однако когда увидел изящные сапоги из блестящей тонкой, словно змеиной, черной кожи, ему захотелось непременно их приобрести. Стоят, знать, недешево. Но у него малость золотишка с собой присутствовало. А ежели не хватит, то имеется и перстенек с камешком,
