что самое страшное – ожидание. Добавлю: ожидание вердикта.
Явится Тилвас на корабль или нет? Или, действительно, впервые за долгое время оставшись без нашего тлетворного влияния, очнется и поймет, что свернул куда-то не туда на тропинке жизни?
Я чуть ли не локти грызла. Бакоа стал угрюмым и подозрительным, что, впрочем, не мешало его продуктивности: нужную арфу мы все-таки нашли. И даже купили, а не украли. Считай, повод для гордости.
– Давай так, – накануне отплытия Мокки устало потер глаза. – Если окажется, что Тилвас передумал ехать с нами, мы с тобой хорошенько напьемся, а потом еще пару бутылок вина разобьем к гурховой матери о борт корабля. Себе на счастье, ему – как бы – об голову. А если выясним, что он поплыл с нами, то…
– Вот тогда и напьемся, – перебила я.
– Зачем? – не понял Бакоа.
– Потому что первая идея никуда не годится: горе запивают только пьяницы. Это не наша история. Мы же будем веселиться! А при плохом развитии событий – да, бутылки об борт. Это мне нравится. А потом в ясном сознании уйдем с тобой на нос корабля, ляжем на палубу и станем болтать обо всем на свете. И я скажу тебе, что я без ума от твоего смеха, а ты выдашь еще какой-нибудь умопомрачительный комплимент моей внешности, которые говоришь так редко, но так красиво. А над нами будут звезды – огромные, яркие и головокружительные. И ночное море будет шептать внизу что-то важное.
Мокки всерьез задумался.
– А знаешь, Джерри, может, и прах с ним, с аристократишкой? Парой нам с тобой быть не суждено, конечно, но в целом, думаю, мы неплохо справимся с этим делом и этой жизнью.
Мы рассмеялись.
Но нет. Уж не знаю насчет Мокки, но для меня вообще не «прах с ним». Ни разу.
И вот он, день истины.
Acta est fabŭla. Представление окончено – если мы говорим о наших с Бакоа нервах, уже не то чтобы истончившихся, а полопавшихся – один за другим.
Мы поднялись на корабль, бешено зыркая по сторонам глазами. Носильщики сзади тащили мою арфу, и я не забывала высокомерно на них покрикивать.
На шукке уже было много пассажиров – мы плыли самым дорогим кораблем, и путешественники, расположившись у бортов, наслаждались приветственными закусками. Пока мы шли к своим каютам, я не увидела Тилваса. Но он мог просто еще не приехать – корабль отходил через час.
Когда я быстро разобрала вещи и выскочила из номера, снаружи уже нетерпеливо притоптывал ногой Мокки.
– Ты не видел его?
– Нет. А ты?
– Тоже нет.
– Пятнадцать минут до отбытия, Джерри. Трап убирают. Пойдем заглянем в список пассажиров у капитана – самый верный способ.
Но это… не потребовалось.
Потому что не успели мы с Мокки вывернуть из коридорчика, в котором прятались двери в наши номера, как услышали знакомый бархатистый смех.
Мгновение спустя мимо нас продефилировал Тилвас, идущий под руку с какой-то девицей.
Мое лицо вытянулось. Талвани увидел нас и. Не среагировал. Не улыбнулся шире, не подмигнул – просто, продолжая что-то рассказывать, как ни в чем не бывало пошел дальше. Девушка рядом с ним – судя по характерному плащу-летяге, лесная жительница, – звонко смеялась. Она была такая изнеженная и загорелая – не чета мне.
– Господин Талвани, вы просто чудо! – хохотала она, когда они исчезли из нашего поля зрения. – Я уже знаю, кому рассказать эту историю.
Дальнейшее было не слышно.
– Ну и? – Мокки резко обернулся ко мне. Его глаза сочувственно сверкнули. – Это значит, что мы празднуем или горюем?
В общем, в итоге мы нашли компромисс между двумя вариантами.
Дождались четырех утра, то есть того времени, когда все население корабля уже заснуло, а туман на море поднялся столь плотный, что ничего не было видно даже на расстоянии вытянутой руки, и отправились на носовую часть палубы.
Там мы разбили о борт пару бутылок вина и сели рядышком.
– М-да, – сказал Мокки.
– Угу, – согласилась я.
– Думаю, он для дела с ней флиртовал.
– Угу.
– Мы же сказали ему: надо жить, как жил. Вот он и выбрал стратегию, которая соответствует его бывшему поведению. Он же был бабником, я ничего не путаю?
– Угу.
– Едрить-колотить, Джеремия, твои «угу» хуже плача!
– Угу.
Мокки раздраженно вздохнул, сказал, что скоро вернется, и канул в тумане.
Но не прошло и несколько секунд после этого, как руки кого-то, подкравшегося сзади, закрыли мои глаза.
– Тс-с-с, – шепнул Талвани, – это я.
Он даже не подозревал, как близко был к смерти, потому что я почти что выхватила кинжал, спрятанный за голенищем. Пока я приходила в себя от мысли о том, что чуть его не убила, Тилвас сел на палубу передо мной. Он спокойно и немного грустно посмотрел на меня, потом цокнул языком:
– Я слышал, о чем вы сейчас говорили. Решил, что раз такой туман, то вы меня не увидите, а значит, я могу немного за вами последить.
– Извращенец, что ли? – буркнула я.
– Да нет, просто соскучился.
– Скажи это той девице.
Талвани пару мгновений всматривался в мое лицо – сначала иронично (ха-ха, вот так шутка!), потом – шокированно (ты сейчас серьезно?!).
Затем звонко шлепнул ладонью о лицо.
– Джерри, она работает у Анте Давьера!.. Я решил, что в нашей ситуации лучшим, что я смогу сделать в Пике Волн, будет пойти на вечеринку в Лесное посольство. Пошел. Познакомился там с парой шолоховцев. Через них – еще с парой. Говорил всем, что хочу сгонять в их чудный город. И вот в итоге счастливым образом оказалось, что на этой шукке поплывет та девушка – она приезжала в Шэрхенмисту как раз затем, чтобы привезти отсюда кое-что в картинную коллекцию Анте. Естественно, я пытаюсь с ней сойтись!.. Но! – увидев мой мрачный взгляд, Тилвас поднял указательный палец. – «Сойтись» не равно «соблазнить». Она замужем, между прочим. У нее три ребенка. А «прелестью» назвала меня просто потому, что это факт, не требующий доказательств. Да и вообще. – Талвани посмотрел на меня, вскинув брови, – ты что, действительно такая ревнивая?
Я открыла рот и тотчас захлопнула его.
Помолчала. С души у меня как будто упал камень, но. Казалось, там осталась еще парочка.
– Вообще, обычно нет, не ревнивая, – сказала я и поморщилась. – Прости, Талвани. Я представляю, какой глупой тебе кажется моя реакция. Но дело в том, что. Я тоже скучала в эти дни. И даже Бакоа скучал! И каждый из нас умудрился накрутить себя поодиночке, а обсуждая это, мы только множили тревогу, и вот, когда увидели тебя с незнакомкой, случился, видимо, некий взрыв. Лично у меня проблема, которая реально меня волновала, подменилась проблемой ревности – как более простой, – и вот… Примите-распишитесь.
Тилвас нахмурился. Поднял руку ладонью вверх и задумчиво поперебирал пальцами в густом тумане, будто щекотал живот огромному белому коту.
– А какая проблема волновала тебя на самом деле? – негромко спросил он. – Может, с ней мы тоже разберемся?
Помявшись, я все же рассказала ему о тех наших с Мокки сомнениях.
Почти слово в слово. Тяжелые разговоры почему-то всегда запоминаются в мельчайших деталях.
Чем дольше я говорила, тем сильнее смущалась. И в то же время – мне становилось легче. Тилвас, тоже сначала напряженный – он же не знал, какая информация его ожидает, мало ли, – постепенно расслаблялся, что определенно было хорошим знаком.
Пахло темным ромом и изюмом из кают-компании и морской солью – отовсюду. Воздух был достаточно холодным для того, чтобы мои руки покрылись мурашками, но достаточно теплым, чтобы это не вызывало дискомфорта. Шукка, в недрах которой негромко гудел магический кристалл, уверенно и терпеливо раздвигала морские волны – ночь была тихой, и плеск воды о лакированные борта корабля лишь успокаивал, а не пугал, как бывает в сезон штормов.
Мы с Тилвасом находились будто в каком-то магическом пространстве, отделенном от реального мира. Талвани внимательно смотрел на меня во время моего монолога. Легкий восточный ветер играл каштановой прядкой волос, упавшей ему на лоб. Я, рассказывая, скрестила ноги и водила пальцем по доскам палубы, выписывая причудливые буквы несуществующего алфавита.
Туман надежно глушил мои слова, окружал нас непроницаемой стеной. Лишь один раз какой-то не пойми откуда взявшийся морской огонек, мигая синим цветом,
