Я так же желаю ей только добра, но традиции есть традиции. Она эрла, ее это касается в первую очередь.
Марк едва заметно качает головой.
— Все признаки на лицо. И так ясно, кто она такая. Нет нужды скрывать.
— Уже через несколько дней ее не будет… — Вельвет опирается затылком о стену и прикрывает веки. — Разумно подождать до ее совершеннолетия.
По коридору вдруг прокатывается жесткий и острый, словно осколки льда, смех.
Смех Марка Харша.
— Она ваша госпожа, а вы держите ее за дурочку!
— Я прекрасно знаю, кто она.
Вельвет сверлит сына тяжелым взглядом, тот отвечает тем же.
Воздух между ними глухо мечется и клокочет.
— Теперь расклад таков, что ты — её будущий муж. Но лишь при определенном к ней отношении. И ты дал слово, что…
— Именно это я и делаю, — Марк едва ли не рычит, что бывает с ним редко.
— Она эрла, но сейчас я распоряжаюсь ее судьбой. Твой черед придет. Осталось недолго. А до того… я ведь могу передумать, Марк.
Тот делает два уверенных шага вперед и останавливается в нескольких сантиметрах от отца.
Он выше Вельвета, массивнее и острее.
— Только попробуй, — скалится Марк.
Вельвет с виду абсолютно спокоен.
Только взгляд его темнеет, а губы едва заметно изгибаются в усмешке.
— Щенок, как смеешь ты так говорить с отцом?
— Я не хочу разочароваться в тебе, но с каждым годом ты становишься все больше таким же глухим, как этот замок. Ты вырастил ее. И полюбил, как родную дочь. Я мало в чем уверен в жизни, и это хорошее исключение. Но что теперь?
Вельвет выгибает бровь.
— Как ты не понимаешь, что вы загоняете ее в угол? Урахад, совершеннолетие, инициация, свадьба с тем, кого она, возможно, ненавидит… Ты хочешь свести ее с ума?
— Клара сильнее, чем ты думаешь.
Марк отходит, окидывая коридор будто бы брезгливым взглядом.
— Знаю. Но что если я не согласен?
— Так в этом все дело? — выдыхает Вельвет. — Тогда вашей свадьбе не бывать.
— Ты не понял, — хищная ухмылка, — я хочу… Постой, — он улавливает странный запах, что висит в воздухе полупрозрачной ниткой. Такой тонкой, что если бы эмоции не распалили его обоняние, он ни за что бы не учуял. — В замке ферсвин.
Вельвет мрачнеет.
— Если так, я с него шкуру спущу… Марк?
— Да?
— Что сказала тебе Клара перед тем, как уйти?
— Что набьет морду свинье…
Марк срывается с места.
— Черт!
Глава 10. Эрла ускользает
— Что такое, дорогуша? — Клара наклоняется к трясущемуся неизвестно отчего подсвинку с очаровательной и — разумеется — довольно пугающей его взглядом улыбкой.
Лента соскальзывает с её шоколадных волос, они так близко, шёлковые, блестящие, можно руку протянуть и коснуться твёрдыми подушечками пальцев…
Эрик облизывает углы рта и отступает от неё, словно от огня.
— Что случилось, радость моя? — Клара спрашивает вкрадчиво. Голос у неё ласковый, но давит на подсвинка он не хуже, чем могла бы пятерня Вельвета.
Который, говорят, безжалостный воин.
Был им когда-то.
— Я… я…
— Эрик, — фыркает Клара, — да, я уже это слышала.
— Нет, госпожа… Вы теперь убьёте меня, да?
В карих глазах столько страха, что эрла Дагарда решает отступить. Она протягивает к нему ладонь, но ферсвин шарахается от неё, спотыкается и смешно падает в сугроб.
Она звонко смеётся.
— И почему Марк так не делает?
В этот миг сердце пропускает неверный удар. Она поджимает губы и нервно оглядывается, будто упомянув сводного, могла каким-то образом его призвать. Кожу покусывают мурашки, никого нет рядом, но между лопаток начинает едва заметно гореть, словно от его пристального взгляда.
От жесткого требования в светлых, красивых глазах.
Пока она отвлекается, Эрик умудряется выбраться и принять неловкое положение — чуть сгорбленная спина, опущенный взгляд, переминание с ноги на ногу, руки, которые он считает уродливыми, и которые не знает, куда деть.
— Не нужно так трястись! — отчитывает его Клара, изо всех сил старающаяся отделаться от мыслей о Марке. — Ты знал на что шёл. Пробрался в мой замок, и несмотря на более чем великодушное гостеприимство, спёр подвеску. Почему именно её?
— Всё так, — шепчет Эрик. — Я думал, вы не сразу заметите… Подвеска понравилась бы моей матери…
— Ты взял для неё? — Клара выгибает бровь.
— Нет, просто она бы засчитала. Даже несмотря на то, что Беливер украл… — он мнётся, — ну это. Золотую, — поднимает на неё виноватые глаза, — корову.
— Статуэтку тельца?
— А… Ага.
Клара Харш прищёлкивает языком. Боже, даже до Утёса дошла эта история в прошлом году: какая-то особенно маргинальная банда ферсвинов пробралась в королевский замок и стащила любимую статуэтку короля! Которая по слухам была настолько особенной для него, что теперь его постоянно преследуют неудачи.
— Это вы сделали?
Эрик сначала кивает, затем качает головой.
И как понять этих свиней?
— Посвящение, в двенадцать мы все должны его пройти. В одиночку выкрасть что-то ценное из господского дома.
— И он…
— Да, — вздыхает Эрик.
Получается, вся эта шумиха была из-за ребёнка. Весьма гениального или везучего, надо сказать.
— И что, после такого тебе нужно было достать что-то особенное, верно?
— Он мой брат, — подсвинок передёргивает плечом.
Клара усмехается. Она прекрасно знает, что это означает. Если на него не давили родители, то он прекрасно справлялся с этой задачей сам.
— Отлично, инициация пакостников, которые ходят по Галаде, словно чума. И мой замок стал мишенью.
— Что теперь, моя леди?
— Ашера твоя леди, — обрубает Клара. — А что, есть варианты? Я отвезу тебя назад, и там тебя казнят. Прямо на заднем дворе.
Он дрожит и с трудом сглатывает, будто в горле застрял шипастый ком.
Клара смеётся.
Холодно и жестоко, будто подкрепляя этим свои слова.
Эрик отступает на шаг.
— Что с тобой будет, если не принесешь подвеску?
— Год буду чернорылом, — морщится он. Клара может только догадываться, что это значит. — Потом смогу снова попытаться пройти испытание.
— А делаешь здесь что?
— Вы мне не поверите, но я… я передумал.
Он достаёт из кармана подвеску и протягивает, прижав уши к белёсым волосам. Будто молодая эрла прямо сейчас отрубит ему руку.
Её теплые, мягкие пальцы касаются его кожи.
Он чувствует её кровь, бегущую по венам, даже несмотря на то, что его ладонь тверда, словно камень.
Сердце ёкает.
Клара забирает подвеску, усмехается и будто бы собирается уезжать.
Эрик таращится на неё, открыв рот.
— Что теперь?
— Ты пойдёшь назад, в свой воровской бродячий квартал. А я, — она достаёт револьвер, — подумаю, стрелять или нет.
Она бы может и могла растянуть интригу,
