темное вещество в нашей Вселенной может быть обычным веществом в другой вселенной, соотнесенной с нашей. Квантово запутанной. В нашей Вселенной это вещество проявляет себя только гравитационным полем, поскольку именно гравитация наши вселенные объединяет».
«А как же аксионы, тяжелые адроны, фотино?..»
Демонстрирую эрудицию, хотя мог бы промолчать: Алекс знает, в чем я осведомлен, а в чем плаваю.
«Это общепринятая гипотеза, – соглашается он, и я ощущаю в его мыслях нотку превосходства и пренебрежения. Конечно, своя идея правильнее, даже если расходится с общепринятой. – Но в реальных экспериментах ни аксионы, ни фотино не обнаружены».
«У нас нет аппаратуры для обнаружения аксионов».
«Конечно. Слишком тяжелая аппаратура, в космос не выведешь».
«Ты хочешь сказать…»
Напрасно я встреваю, только мешаю Алексу думать последовательно.
«Я хочу сказать, что Энигма – не черная дыра, а темная планета из другой вселенной. И нет там никаких аксионов. Это поле тяжести в чистом виде. Но не точечное, как у черной дыры, а распределенное, будто притягивает реальная планета с двойной массой Нептуна и диаметром тридцать тысяч километров».
«Фантом?»
Никак не получается промолчать. Трудно удержать мысль.
«Если находиться снаружи, то да – фантом. Нет микролинзирования, потому что внешнее поле тяжести слабое, на много порядков слабее поля черной дыры. Нет излучения Хокинга, потому что это не черная дыра, понятно. И нет диска – с чего бы ему взяться, если пыль и газ пролетают Энигму насквозь? Все, что мы наблюдаем… точнее, чего не наблюдаем… говорит о том, что моя гипотеза верна. И в комитете понимали, что это может произойти, хотя и почти невероятно, мало кто из современных астрофизиков согласен с идеями взаимодействия вселенных».
«Сообщить Хьюстону?»
«Решение принимать тебе, – складывает с себя ответственность Алекс. – Проблема в том, что…»
Он продолжает думать, но я отвлекаюсь и перестаю слышать. На пороге восприятия чувствую его присутствие, но он тоже ощущает меня, как себя, что-то бормочет, возможно, подсознательно, – старается не мешать. Но и не уходит. Ждет.
Допустим, Энигма – планета типа Нептуна в другой вселенной. Трудно представить, но и не нужно. Достаточно принять. Без коррекции орбиты «Ника» пролетела бы от Энигмы (продолжаю пока думать о ней как о черной дыре) на расстоянии трехсот километров. Для того и нужна финальная коррекция, чтобы минимальное расстояние пролета оказалось равно трем километров, где все ожидаемые эффекты присутствия реликтовой черной дыры проявили бы себя достаточно сильно.
Что получится, если Алекс прав, и Энигма – темная планета? Если провести коррекцию в запланированное время, «Ника» окажется внутри планеты-призрака. Возможно, это не скажется ни на чем (хотя кто может знать?), но на гравитации скажется несомненно. Внутри планеты сила тяжести уменьшается с погружением, а не увеличивается, как с приближением к черной дыре, и в центре (там, где должна была быть, но не будет черная дыра) сила тяжести равна нулю. Как это скажется на орбите «Ники»?
«Эксцентриситет увеличится, – встревает Алекс. – Незначительно, и фиг сейчас просчитаешь без алгоритмов и точной постановки граничных условий, а они меняются принципиально. Но достаточно очевидно: “Ника” удалится от Солнца…»
«И вторая коррекция не поможет вернуться на Землю».
«Да, это так».
«А если коррекцию не делать?»
Алексей молчит. Ему не нужно думать вслух, я и без него знаю, что произойдет, если коррекцию не провести. «Ника» пролетит на расстоянии трехсот километров от Энигмы, а, если это планета, то – на расстоянии трехсот километров от ее центра. Мы все равно окажемся внутри, поле тяжести уменьшится, причем на непредсказуемую величину, поскольку неизвестны ни реальный радиус планеты, ни распределение в ней тяготеющих масс. Орбита станет непредсказуемой.
Хорошо бы обсудить проблему с Амартией, но это невозможно. До разговора впятером больше десяти часов.
Алекс, однако, сумел прийти…
«Потому что ты – носитель, – объясняет он. – И то я чуть не потерял собственное сознание, пока ввинчивался в твое. Амартия мог бы явиться, почувствовав острую в том необходимость. А он не чувствует».
К сожалению.
«Кто-то решил, что твоя гипотеза реальна, и тебе предложили войти в экипаж…»
«Я так думаю, – с сомнением произносит Алекс. – Но, если бы к моей идее относились серьезно, ты прошел бы теоретический курс и тренировку».
«Сообщаем в Хьюстон?»
«Решать тебе», – вторично складывает с себя ответственность Алекс.
Он прав. Я командир-носитель. Консенсусное решение мы можем принять впятером, но – за десять минут до пролета. А в прочих ситуациях решаю я. Просто потому, что, если мы погибнем, то на самом деле погибну я. Один. Один живой человек на «Нике» – с четырьмя субличностями, доноры которых лишены связи со мной, чтобы не нарушить хрупкое равновесие объединенного разума.
Интересно, что они там думают? Что знают?
Ненужные мысли, но Алекс их чувствует.
«Хьюстон не позволяет контактов с донорами, но я несколько раз говорил по приватной связи с Джессикой Чедвик, Алисой…»
С Алисой? Эйлис?
Мне кажется, Алекс смущен.
«Алиса не говорила? Мы познакомились на брифинге, когда меня… нас четверых представили журналистам как будущую команду».
Я знаю о брифинге. Сам не был, Штраус сказал, что мне нужно избегать лишних эмоций, поехала Эйлис, рассказала потом, что было скучновато: «члены команды» держали себя скованно, говорили не больше того, что можно прочитать, увидеть и услышать в средствах массовой информации.
«Хорошие ребята, верно?»
Мне хотелось знать, какое впечатление Амартия, Алекс, Луи и Джек произвели на Эйлис, я доверял ее интуиции. Если бы она сказала о ком-то «мне он не понравился», я отказался бы иметь его в своем подсознании, даже ценой отказа от полета.
«Замечательные! – с энтузиазмом воскликнула она. – У тебя не должно быть с ними никаких проблем!»
Она не сказала, что познакомилась с Алексом. Может, и с другими? Как ей это удалось, если «команде» не разрешили непосредственных контактов с журналистами? Только на брифинге, единственный раз и со сцены: вопросы – ответы.
«Мы переписывались», – сообщает Алексей. По-моему, он рад бы не упоминать об этом, но сейчас не может сдержать собственное подсознание, а сознательные мысли я ощущаю, хочет он того или нет.
«Это против правил. Ты не должен был…»
Точнее: Эйлис не должна была. И не сказала мне.
Сейчас это важно? Нет. Эйлис и Алекс? Чушь.
«Ты уверен, что Энигма – темная планета? Настоящая планета, а не облако аксионов или других темных частиц?»
«Я ничего не могу утверждать. – Алекс начинает злиться, и мне это не нравится. Эйлис и он? Чушь. –
