– Господи, Иванова, да уймись ты уже наконец, – минуту назад спокойный, обращаясь ко мне, Ройх будто теряет весь этот свой дзен, возвращаясь к своему исходному раздраженному состоянию. Тяжелая ладонь падает на мое плечо, заставляет приземлиться обратно. Я … Даже не протестую. Сквозь круговерть темных и цветных пятен особо даже не получается понять, куда бежать.
– Пей, – под мой нос суют стакан с водой. И это внезапно оказывается очень заманчивый стакан – я ощущаю лютую жажду. А потом прохожусь взглядом по белому рукаву подавшего, по щетинистому подбородку. Цепляюсь взглядом за темные глаза злейшего своего врага, глядящего на меня в упор.
– Отравлено? – выдаю еле шевелящимся языком.
– Конечно, – едко кривится Ройх, – для тебя – мой лучший яд, Катерина.
– Так щедро с вашей стороны…
Господи, что я несу вообще?
Осознаю, ужасаюсь, запоздало заливаюсь краской, забираю стакан, чтобы уткнуться в него носом и не поднимать глаз.
– Ты нас напугала, – тем временем Женька решает, что пришло время для его звездного дебюта и обращается прямо ко мне, – я думал, может, тот парень что-то тебе сломал.
– Он мог, – бесцветно выдыхаю я, между двумя маленькими глотками воды, – это ты позвал?..
– Юлия Владимировича? Д-да, я, – впечатленный однокурсник даже заикаться начинает, – тот… твой брат… очень неприятный.
– Ну, не зря же мы с ним родственники, – болезненно кривлюсь, но судя по недоуменным глазам Женьки – моего сарказма он не понял. Ну и ладно.
– Спасибо, – тихо произношу, потом перевожу взгляд на Ройха, – и вам, Юлий Владимирович.
Он как-то странно подергивает углом рта, глядя выше моей головы. Ладно, будем считать, что благодарность принята.
– Я пойду, – снова пытаюсь встать. Снова с тем же успехом – мир тонет в жару и в черных пятнах. И прояснившаяся было преподавательская снова становится для меня бездной преисподней. Ну, что ж, значит, дьявол тут не просто так забежал!
– Господи, ну что ты за существо такое непонятливое, Иванова? – уже даже с каким-то безнадежным отчаянием комментирует Ройх, и мир в моих глазах резко обрушивается куда-то вниз.
Сначала я решаю – падаю. Потом понимаю – нет. Меня просто опрокинули. Подхватили под колени и держат на руках. И кто!
Волосы почти дыбом от ужаса встают.
– Евгений, дверь, – произносит Ройх и звучит практически так же, как “сестра, скальпель”. Женька суетится, а потом мир вокруг меня вдруг приходит в движение.
Волосы встают дыбом уже окончательно.
– Отпустите, – шепчу тихонько, – я сама дойду.
– Куда дойдешь? До морга? Нет, Иванова, не в мою смену. Я сегодня дежурный преподаватель и сегодня ты не сдохнешь. Эту свинью ты мне не подложишь, Катерина.
– Ю-юлий Владимирович, – от охренения сама уже заикаюсь, – я тяжелая.
– Ты замолчишь или нет? Не трясись, Иванова. С лестницы я тебя не уроню. Хоть мне и очень хочется.
Ситуацию усугубляет трепач Сергиенко, у которого неожиданно будто чакра какая-то открылась. И сопровождая меня и Ройха до университетской парковки, он всем рассказывает, что мне стало плохо, что Юлий Владимирович мне оказывает помощь.
Писк сигнализации и знакомый пряный запах автомобильного ароматизатора сообщает мне о пункте назначения. Меня неожиданно аккуратно сгружают на пассажирское сиденье, пристегивают ремнем безопасности.
– Ты еще тут? – Ройх щелкает у меня перед носом пальцами. – Нашатырь освежить не нужно?
– Н-нет, – болтаю головой вяло.
Без всяких лишних реплик он захлопывает дверь. Что-то говорит Сергиенко, и он быстро-быстро кивает и машет мне рукой. Пока я думаю, к чему бы это – Ройх успевает занять кресло водителя и даже завести двигатель.
– Куда вы меня везете? – собираюсь с силами для вопроса очень вовремя – когда машина трогается с места.
– В лес, Катерина. В лес. Куда еще могут таскать своих жертв озабоченные маньяки? – кажется, Ройху нравится мое полуобморочное состояние.
– Вы сказали, что не дадите мне умереть в ваше дежурство.
Сама не понимаю, как набралась сил на такую длинную фразу.
– А кто сказал, что я тебя там убивать собираюсь? – Ройх улыбается так коварно, так леденяще, что меня ужас до копчика продирает. Это он сейчас про то, что я подумала?
Ну, точно про то.
Правда до того, как я успеваю придумать, как быстро мне стоит катапультироваться из машины – он успевает фыркнуть еще раз.
– Уймись. Едем мы в ближайший травмпункт. Бледно-зеленые полуобморочные клуши меня категорически не возбуждают.
– Но у меня нет никакой травмы, – возражаю вяло.
– Вот пусть в травмпункте мне об этом и расскажут. А пока твое раскрашенное фингалами лицо и никакое состояние вызывают вопросы.
У больничного комплекса у нас снова происходит перепалка.
– Да я сама могу дойти, – я пытаюсь отстоять свое право на передвижение ногами.
– А, ну да, – подошедший и склонившийся уже, чтобы меня снова взять на руки Ройх распрямляется и с интересом оглядывается. Указывает направо, – тогда туда ползи. Вон в то рыжее здание. А я схожу, попрошу, чтоб для тебя пакетик подготовили.
– Какой пакетик? – зависаю. Уж сколько я знаю медицинских приблуд, но пактик-то мне как поможет?
– Черный. С молнией. Фирменный пакетик, который выдают всем клиентам этого морга, – все с той же непроницаемой миной поясняет препод, глядя на меня сверху вниз, – ты в него заползешь и окончательно отбросишь копыта. Это ведь у тебя по жизненному плану, Иванова?
Он меня так бесит, что никакими словами не передать.
Настолько, что я сама решаюсь. Катапультируюсь из его машины и шагов пять таки преодолеваю сама. Ногами. А потом…
А потом ловлю себя на том, что отчаянно хватаюсь за кстати подвернувшуюся скамейку и пытаюсь не стечь в грязь на асфальте.
– Ну вот куда ты так спешишь, а, Катерина? Тебе же пакетик еще не принесли, – хмыкает Юлий Владимирович, этот гребаный злорадствующий дьявол, которому, судя по всему, ужасно приятно наблюдать меня в настолько отвратительном состоянии.
Теперь уже у меня не хватает сил, чтобы отпихнуть его руки, когда он снова – снова, Боже, ужас-то какой – заставляет меня оказаться над землей.
– Прекратите, – измученно вою. Сил моих больше нет – чтоб Ройх меня таскал на ручках, то ли как маленькую девочку, то ли как какую-то ценность.
Быть для Ройха хоть кем-то из этого списка – не могу, не хочу, не буду!
– Прямо сейчас? – темная бровь на ненавистном мне лице изгибается все с тем же неутолимым сарказмом. – В какую лужу тебя уронить. Вон в ту? Или вот в эту? Соображай быстрее, эта лужа того гляди кончится.
