себе, и впивается в мои губы.
Господи! Сравнить? О чем я? Этот поцелуй не имеет ничего общего со вчерашним. Меня целуют по-взрослому с языком. От напора Макса я теряюсь. Он приподнимает меня, заставляя обхватить его талию ногами.
Да. Так удобнее. Связные мысли начинают таять в моей голове.
Зажав меня между стеной и своим телом, и еще не известно, что из перечисленного тверже, он освобождает себе руки. Одну запускает мне в волосы, распуская пучок, а другой гладит бедро.
Какая реальность? Я выпадаю из нее совершенно. Это не просто приятно. Это… сказочно!
Когда Макс пробирается рукой под рубашку, я немного трезвею и разрываю поцелуй. Смотреть на него мне неловко, и я прячу лицо у него на груди.
Он осторожно ставит меня на ноги.
— Швабру я занесу, Нефертити, но попозже, — говорит хрипло. Голос задевает мои словно обожженные нервы.
— А трусики? — глупо переспрашиваю я, все еще не поднимая взгляда.
— А трусики идут по другому тарифу. Но боюсь если ты вздумаешь по нему расплатиться, то останешься без тех, что на тебе.
Глава 10. Нежданный защитник
Ночью мне все-таки снится кошмар.
Во сне я вижу, как меня настигают Ярослав и тот второй.
Встаю совершенно разбитая значительно позднее обычного, но хоть на работу не опаздываю. Остро жалею, что выходной у меня только один, и он был вчера.
В ванной натыкаюсь глазами на долбаную швабру, которую мне действительно вернули, и чувствую, как лицо вспыхивает краской.
Надо поскорее выбросить Макса из головы. Больше я к нему ни за чем обращаться не буду. Швабру отдал, и то ладно. Фетишист проклятый! Зажал мои трусики!
Но балконные приключения меня волнуют все же не так сильно, они даже забавные. И когда-нибудь я буду вспоминать о них со смехом и рассказывать подругам на посиделках.
А вот история на вечеринке у Комолова-младшего… Это, конечно, ужасно, что такое происходит в цивилизованном обществе, да еще и в кругу так называемой элиты, но я, слава богу, спаслась, и теперь это никаким боком меня не касается.
Но вот как быть с Юлей?
Несколько раз прокрутив в уме всю ситуацию, решаю, что мне нет дела до того, как она развлекается в личное время. Юля — свободный человек и имеет право заниматься, чем угодно и с кем угодно.
А вот то, что она привела меня на вечеринку по просьбе Комолова… И не предупредила об этом, не рассказала, что вообще на этих вечеринках творится, и чего можно ожидать от хозяина дома, — это подлость.
Сама же Юля, встреченная мною на работе, впрочем, ведет себя как ни в чем не бывало. Что бы не портить себе целый день негативом от выяснения отношений, просто избегаю ее. Высказать ей все, что о ней думаю, я еще успею.
В целом день проходит неплохо, если не учитывать, что я шарахаюсь от мужиков, подходящих ко мне слишком близко. Надеюсь, это скоро пройдет. Какое счастье, что ко мне на занятия ходят только женщины!
По пятницам я освобождаюсь поздно, последнее занятие заканчивается в половине десятого. Возвращаюсь домой в некотором напряжении: несмотря на то, что теперь я живу от «Амодея» недалеко, и идти всего два квартала, мне жутковато. В августе темнеет рано, и путь домой по не самым освещенным улицам, пробуждает у меня воспоминания о блуждании по темноте после побега из особняка Комолова.
Всю дорогу я убеждаю себя, что черная машина, следующая за мной, мне только мерещится. Но в кои-то веки оказываюсь неправа.
Как только я поворачиваю во двор Полинкиного дома, следом за мной в арку въезжает тот самый автомобиль.
Где-то в глубине души подсознательно я чувствую, что это по мою душу, но верить в это не хочу.
И тем не менее.
Как я ни ускоряю шаг, но успеваю только проскочить под шлагбаумом, когда открываются двери машины, и из нее выходят три незнакомых мне бугая. Четвертый остается на водительском месте.
Все трое крайне походят на отморозков, и ни одного из них я не знаю, но все они направляются именно ко мне. Надо поторопиться, но я боюсь поворачиваться к ним спиной. Можно не заметить ножа или прута. Внутри все сжимается. Я не очень понимаю, что происходит. В голове не укладывается, что это происходит со мной. Опять что-то плохое.
— Эй ты, коза! Иди-ка сюда!
Я молча отступаю, надеясь, что сейчас кто-нибудь войдет во двор и спугнет этих уродов.
— Иди сюда, кому сказал! — гундосит в голос самый высокий из них.
Он встает перекрывая пути отхода через двор, двое других медленно приближаются. Левый даже крутит в руках что-то вроде удавки. У него настолько мерзкая ухмылка, что становится ясно — к нему в руки лучше не попадать.
Правый решает, что я настолько тупая, что не понимаю, во что вляпалась.
— Слышь, шмара, — он сплевывает. — Не заставляй меня напрягаться. Давай по-хорошему: ты сама своими ножками чешешь к машине, садишься и не вякаешь.
— И тогда, возможно, твое личико останется целым. Но это не точно, — паскудно поддакивает его подельник.
— Что вам от меня нужно? — тяну я время.
Понятно же, что, если я сразу продемонстрирую свое несогласие с их планами, церемониться ублюдки не станут. Я не то, что с троими не справлюсь, тут и одного выше крыши. Мне даже приемы самообороны не помогут, если только не получится сразить их гранд-батманом.
— Отвезти тебя к хорошим людям. Поговорить с тобой хотят,
По спине катится холодный пот.
— А почему хорошие люди сами не приехали? — дрожащим голосом спрашиваю я. Все, дальше мне отступать некуда: я, как и позапрошлой ночью, оказываюсь в тупичке на парковке. Между мной и подонками около пяти метров.
— Много чести за тобой кататься. Давай-ка, прыгай в тачку. Сказано же тебе: пойдешь сама и все от души добровольно отработаешь, и тебя не изуродуют.
— Я никуда с вами не поеду, — я приготовилась кричать. Вдруг кто-нибудь меня услышит и придет на помощь.
— Раз по-хорошему не хочешь, значит, поедешь по-плохому. Мы не возражаем, нам за хлопоты положены бонусы. И мне страсть как хочется научить тебя послушанию. Только вот люди мы простые, этикетам не обученные. Так что пеняй на себя.
— Исправить ситуацию с этикетом я вам помогу, — раздается за моей спиной голос со знакомой хрипотцой, только даже, когда его обладатель был на меня зол, я не слышала в нем такой явной угрозы.
Ублюдки, присмотревшись к фигуре позади меня, сбавляют тон до
